Невеста
Шрифт:
— Тебе надо поесть. Я посижу с ней.
— Не хочу, — безразлично ответил Кристиан.
— Посмотри, до чего ты себя довёл. Если свалишься рядом с ней, ей это не поможет.
— Отстань от меня, — попросил он кузена.
— Эльф рвётся увидеть её.
— Ему-то что надо? — вскинулся Кристиан.
— Говорит, что она пока ещё его жена, и он имеет право её проведать. — Видя, как скривился Кристиан, от себя добавил: — Мне кажется, он действительно беспокоится за неё. Пустил бы ты его. Он же не успокоится.
— Хорошо, — нехотя согласился он. — Только предупреди его, что
— Ты бы сходил, помылся. Я принёс тебе свежую одежду.
— Не хочу.
— Кристиан, это уже переходит все границы. Ты хочешь, чтобы она очнулась и снова упала в обморок от вони от тебя? Я посижу с ней, иди!
— Почему ты меня выпроваживаешь? — напрягся и подозрительно посмотрел он на Андриана. — Ей хуже? Что тебе сказал Соргус?
— Кристиан, ты сходишь с ума! — резко бросил кузен. — Целителя я сегодня не видел, а желаю остаться с ней лишь потому, что она моя семья и ты можешь доверить мне её охрану.
— Прости, — запустил пятерню в волосы Кристиан и отбрасывая их с лица. Стало стыдно перед Андрианом. — Наверное, я действительно пойду приму душ. Только ты тут же зови меня, если будут изменения.
— Кристиан, ты идёшь в соседнюю комнату и сам услышишь, если будут изменения. — Посмотрел он на него как на душевнобольного.
— Да, — согласился он. Кузен смотрел выжидающе, и Кристиан неохотно покинул кресло рядом с постелью, в котором проводил все эти дни.
Став под душ, он опёрся руками о стену и опустил голову, чувствуя опустошение. Как в тумане вспомнился путь во дворец, когда он принёс к целителю истекающую кровью Ольгу. Рану удалось быстро залечить, но она потеряла много крови, и началось воспаление. Потянулись дни, когда она горела от жара и металась в бреду. Кристиан лично вливал настойки, уговаривал, успокаивал и не отходил ни на шаг, дежуря у её постели.
В бреду она постоянно звала дочь, умоляла кого-то не забирать её и плакала, плакала. Что за демоны её терзали? Он привык, что она сильная, язвительная, несгибаемая и было дико видеть её такой слабой и уязвимой.
«Она должна выжить, — убеждал он себя. — Если она так любит дочь, то никогда её не покинет».
Не мог позволить, чтобы кто-то чужой прикасался к ней и сам обтирал её тело, когда она горела от жара, или согревал, когда её знобило. Лихорадка сжигала её, и она таяла у него на глазах. Когда-то он попрекал её хорошим аппетитом, а сейчас мечтал, чтобы она съела хоть ложку. Был рад её лишнему весу, так как у организма были ресурсы для борьбы и очень переживал, видя, как осунулось её лицо и заострились черты. Он безумно боялся, что она больше не откроет глаза.
Только сейчас, находясь рядом с ней, он по-новому её увидел. Заметил, что у неё густые ресницы. Коричневые, с выгоревшими золотистыми кончиками на концах. Оценил нежные черты лица. Обнаружил россыпь веснушек на носу, которые появились от солнца. Ему хотелось перецеловать каждую. Почему он раньше этого не замечал? Не видел, насколько бархатиста её кожа. Сейчас она приобрела восковую бледность, но он помнил, как вспыхивал румянец на её щеках.
А какие густые у неё волосы? Она постоянно их закручивала и лишь когда металась в бреду, причёска распалась, и они укутали её почти до пояса. Он перебирал её шелковистые пряди, и казалось, в них запутались лучи солнца. Сам заплёл ей их в косу. Он мог смотреть на неё бесконечно, каждый раз находя для себя что-то новое.
Уже семь дней его пара не приходила в себя. Он мечтал, чтобы она очнулась, но и боялся. Не знал, как её убедить, что теперь будет всё по-другому. Кристиан ощущал жуткую неуверенность и не понимал, как ей сказать, что она важна для него. Сама по себе. Захочет ли вообще его слушать, после всего, что он ослеплённый злостью и ревностью наговорил и сделал?
— Другое дело, — окинул его одобрительным взглядом Андриан, как только он вышел. — Только тебе не мешало бы побриться. Совсем зарос. Я принесу тебе бритвенные принадлежности.
— Оставь, — отмахнулся он. — Как ребёнок?
— Скучает по маме и обижается, что она без неё уехала. Наш повар готовит для неё сладости, леди Паттерсон подарила ей певчую птицу, а Сантос привёл для компании своего племянника, разрешает им играть с жеребёнком и рассказывает секреты обращения с лошадьми. Занятия не отменяли, чтобы всё шло как обычно. Может, стоило всё же рассказать, что мама заболела?
— Она была не в том состоянии, чтобы её видел ребёнок.
— Но сейчас-то можно. Может, стоит пригласить дочь, чтобы она позвала её? Мать чувствует своё дитя.
— А если испугаем и травмируем девочку? Она же нам этого никогда не простит, — с сомнением произнёс Кристиан. Сама идея показалась разумной, но он опасался последствий и не хотел пугать ребёнка.
— Ладно, пойду приглашу эльфа, — вздохнул Андриан.
При этих словах волк Кристиана недовольно заворочался, но усилием воли он его сдержал и сжал зубы, наблюдая, как уходит Андриан. Ему стоило огромного труда сдержать себя и не отменить своё разрешение.
Кузен замер в дверях и оглянулся:
— И всё же, я пришлю сюда поднос с едой, — произнёс он и быстро скрылся, пока Кристиан не успел возразить.
Вернувшись к постели, он дотронулся до лба Ольги, проверяя. Жар спал, беспокойный сон ушёл, перейдя в исцеляющий. По крайней мере, так сказал Соргус, и ему самому очень хотелось в это верить.
Я пришла в себя и с трудом разлепила веки. Свет резанул глаза и я зажмурилась. Чуть погодя, открыла их снова. Голова кружилась от слабости, дико хотелось пить, и я не могла понять, что со мной. Мой взгляд остановился на сидящем в кресле темноволосом мужчине, который сидел в пол оборота, откинув голову на подголовник и закрыв глаза. Выглядел он усталым.
Мозг отстранённо фиксировал детали, не делая попытки их анализировать. Взгляд скользнул по его профилю. Аристократический нос не портила небольшая горбинка, скорее придавала пикантность. Черты лица мужественные, притягательные. Разглядывая его, оценила мощную грудь, литые мускулы фигуры, длинные пальцы рук, что расслабленно лежали на подлокотниках кресла. Взгляд опять вернулся к его лицу, покрытому щетиной, что придавало ему несколько хищный вид. Кого-то он смутно напоминал и казался знакомым. Это почему-то вызывало тревогу.