Невидимая девушка
Шрифт:
Так что я посмотрела на Роана Форса и сказала:
– Я держала сову на дне рождения Лекси, когда мне было девять лет.
И тогда он сказал:
– Обожаю сов. Они удивительные существа.
Я кивнула.
– Что ты чувствовала, когда держала сову? – спросил он.
– Мне казалось, что я его люблю. Этого Гарри, – сказала я.
Он что-то записал.
– Кого еще ты любишь? – спросил он.
Я подумала: хм, разве мы не должны говорить о совах?
– Я люблю своего дедушку, – сказала я. – Люблю своих дядюшек. Люблю своих племянниц.
– А друзей?
– Я не люблю
– На что похожа любовь?
– Она похожа на… это похоже на потребность.
– На потребность?
– Да, вы любите кого-то, потому что он дает вам то, что вам нужно.
– А если этот человек перестанет давать тебе то, что тебе нужно?
– Тогда это не любовь. Это что-то другое.
– А сова?
Я опешила.
– Что?
– Сова. Ты сказала, тебе казалось, что ты любишь сову.
– Да.
– Но сова тебе не нужна.
– Нет. Я просто любила Гарри.
– Это было похоже на то, как ты любишь своего дедушку?
– Нет, – ответила я. – Это казалось… чистым.
Я поняла, что мои слова звучат неправильно, и поправила себя.
– Не подумайте, что в любви к дедушке есть что-то нечистое. Но я тревожусь о нем. Я боюсь, что он умрет. Боюсь, что он не сможет дать мне то, что мне нужно. И мне от этого плохо. Я не чувствовала себя плохо из-за совы. Наоборот, мне было только хорошо.
– Как ты думаешь, оба типа любви одинаковы?
– Да, – кивнула я. – Я так думаю.
Затем он умолк, посмотрел на меня и улыбнулся. Я не ожидала, что он улыбнется. Я думала, что его контракт запрещает ему улыбаться во время сеанса терапии. Но он улыбнулся. Возможно, потому, что мы только что говорили об этом, не знаю, но я вновь ощутила то мягкое, бархатистое чувство прикосновения к сове. Так что да, возможно, Роан Форс был нужен мне еще до того, как я это поняла.
Я впервые увидела Роана вне терапевтического сеанса в Портмане примерно через год или около того после нашей первой встречи. Я шла из школы домой, а он как раз выходил из здания школы напротив моей квартиры, где учился один из его пациентов. Он был весь такой щеголеватый, с портфелем, в голубой рубашке. Он разговаривал с другим мужчиной, тоже щеголеватым и портфельчатым. Затем они разошлись, он повернулся, чтобы перейти улицу, и увидел, что я смотрю на него.
Я подумала, он просто помашет рукой и пойдет дальше. Но я ошиблась. Он перешел дорогу и остановился передо мной.
– Привет, – сказал он. Он стоял, засунув руки в карманы, и слегка покачивался на пятках. Не знаю, почему, но из-за этого он напомнил мне учителя, и у меня возникло то самое чувство «фу-у-у-у», которое возникает, когда вы видите учителя вне школы, как будто он голый или что-то в этом роде. Но в то же время мне было очень приятно видеть Роана.
– Привет, – сказала я.
Мне стало интересно, как я выгляжу в его глазах? В тот день у меня были накладные ресницы. Это было в начале 2016 года – у всех были накладные ресницы. В то время я не думала, что выгляжу глупо, но, вероятно, так оно и было.
– Закончились уроки в школе? – спросил он.
– Да. Иду домой. – Сказав это, я посмотрела на высотку, на восьмой этаж.
– Живешь там, наверху? – спросил Роан.
– Ага, – сказала я. – Там, наверху.
– Готов поспорить, оттуда красивый вид.
Я пожала плечами. Лично я с радостью отказалась бы от вида ради дома с большим количеством комнат.
– Итак, наша следующая встреча?
– В среду, – сказала я.
– В семнадцать тридцать?
– Ага.
– Значит, увидимся в среду.
– Да. Увидимся в среду.
Я направилась к входу в дом. Открывая дверь, я обернулась, потому что почему-то ожидала, что Роан все еще будет стоять и наблюдать за мной. Но он не наблюдал. Он ушел.
Роан и его семья переехали в квартиру недалеко от Портман-центра в январе прошлого года. Откуда я это знаю? Потому что я видела их буквально в тот день, когда они въехали в новый дом. Я шла в деревню по тем большим улицам, которые ведут от моего микрорайона в гору, по улицам, где полно особняков, машин «Тесла» и ворот с электронными замками.
Во втором ряду был припаркован фургон с включенной аварийкой, и несколько молодых парней разгружали ящики, лампы, стулья и прочее. Дверь в дом была распахнута настежь, а мне всегда нравилось заглядывать в открытые двери, и я увидела женщину – худую, в джинсах, розовом джемпере и кроссовках. Тонкие светлые волосы до плеч. И еще там был мальчик, подросток, и они вносили вещи в дверь в конце коридора, а потом им навстречу появился мужчина, и это был он. Роан. В толстовке и джинсах. Он подошел к задней части фургона и что-то сказал одному из парней внутри, и я уже было пошла дальше, как у меня внезапно возникло желание дать ему знать, что я его видела. Я уже собралась перейти улицу и поздороваться, когда появилась женщина в розовом джемпере. Тогда я не знала точно, что она его жена, но, с другой стороны, кто еще это мог быть?
Они что-то сказали друг другу, а затем оба скрылись в фургоне. У меня перехватило дыхание, и я пошла своей дорогой. Но прежде чем пойти дальше, я заметила номер на их входной двери: семнадцать.
Я ни разу не сказала Роану, что видела, как он переезжал в свой новый дом. Мы не говорили о таких вещах. Я даже не задумывалась о том, где он живет или какова его жизнь за пределами нашей комнаты в Портман-центре. Во время следующего сеанса, дня через четыре после его переезда, мы сразу же приступили к нашим обычным делам. Он не сказал мне, что переехал, и я не сказала ему, что знаю об этом.
Затем, примерно через пару недель, Роан сказал, что, по его мнению, мы скоро сможем прекратить наши сеансы. Он сказал это так, будто мне приятно это слышать. Как будто это то, чего мне очень хочется, как будто это была школа или уроки плавания. Он сказал, что, по его мнению, еще два или три сеанса должны «привести нас к тому, к чему мы должны прийти».
Странно, знаете ли, потому что я не дурочка, и все же я была ею, раз я думала, что наши сеансы будут продолжаться до тех пор, пока я не захочу остановиться. Или, может, даже бесконечно.