Невидимка с Фэрриерс-лейн
Шрифт:
– А других членов вашей семьи в это время не было дома? – Питт вышел в коридор. О’Нил последовал за ним.
– Нет, моя жена уезжала с визитами, ее бабушка отправилась на прогулку в карете, а у тестя были дела в Сити. Он имеет отношение к универсальной торговле.
Питт остановился, чтобы пропустить вперед О’Нила, который повел его по очень красивому холлу, отделанному черно-белым камнем в шахматном порядке, в сторону величественной лестницы, ведущей к просторной галерее наверху.
– Я был бы премного
– Ну хорошо, – жизнерадостно произнес О’Нил; по-видимому, он снова обрел благодушное настроение. – Я с удовольствием покажу вам фотографию.
Он открыл еще одну дверь и ввел Питта в другую комнату, побольше той, где они разговаривали. Здесь было теплее, потому что в камине потрескивал огонь, вздымая к дымоходу языки пламени. На мягком стуле сидела молодая женщина со светло-каштановыми волосами и необыкновенно высокими скулами, а около нее – темноволосый, кудрявый ребенок лет двух. Другому ребенку – это была девочка – исполнилось, наверное, четыре. Она сидела на ковре перед матерью и держала в руках тонкую, ярко раскрашенную книжку. Внешность у нее была совсем иная: серебристо-белокурые волосы и серьезные голубые глаза.
– Здравствуй, моя красавица, – весело сказал О’Нил и потрепал ее по головке.
– Здравствуй, папа, – радостно ответила девочка. – А я читаю сказку маме и Джеймсу.
– Да что ты? – восхищенно переспросил он, делая вид, что совершенно ей верит. – И о чем же она?
– О принцессе, – уверенно заявила девочка, – и о прекрасном принце.
– Да это просто замечательно, моя хорошая.
– Книжку мне подарил дедушка, – она с гордостью подняла ее, чтобы показать всем, – и он сказал, что я тоже смогу быть принцессой, если буду хорошей девочкой.
– И ты сможешь ею стать, миленькая, конечно, сможешь, – заверил ее О’Нил. – Кэтлин, дорогая, – обратился он к женщине, – это мистер Питт, который пришел по делу. Мистер Питт, позвольте представить вас моей жене.
– Как поживаете, миссис О’Нил? – вежливо осведомился Питт.
Значит, это и есть Кэтлин Блейн-О’Нил. Она была хорошенькая, очень женственная, но тем не менее в чертах ее лица чувствовался волевой характер, который не могли скрыть округлость подбородка и ласковый взгляд.
– Как поживаете, мистер Питт? – ответила она почти безразлично, если не считать легкого любопытства.
– Наш гость интересуется искусством фотографии, – заметил О’Нил, стоя к Кэтлин спиной и глядя на Питта, – и я хотел бы показать ему одну-две из наших лучших.
– Разумеется, – улыбнулась Кэтлин Томасу. – Добро пожаловать, мистер Питт. Надеюсь, это вам пригодится. Вы много фотографируете? Полагаю, вы встречались со многими интересными людьми?
Инспектор колебался лишь мгновение.
– Да, миссис О’Нил, я действительно встречал многих интересных людей с совершенно уникальными лицами. Людей и хороших, и дурных.
Она молча разглядывала его.
– Вот эта вам наверняка понравится, – как бы вскользь заметил О’Нил.
Питт подошел к нему и остановился перед большой фотографией в серебряной рамке, изображавшей молодую женщину, в которой он сразу же узнал Кэтлин О’Нил в очень торжественном туалете. За ней стоял мужчина примерно того же возраста, высокий, еще по-юношески худощавый, светловолосый, с волнистой прядью, падавшей на лоб слева. Лицо его было красивое, добродушное, живое, исполненное романтической чувствительности. Питту не надо было спрашивать, не это ли Кингсли Блейн. Он потом спросит, когда они с О’Нилом останутся вдвоем, не Блейн ли отец старшего, белокурого ребенка. Хотя ответ будет очевиден.
– Да, – сказал он задумчиво, – отличный снимок. Я вам очень признателен, мистер О’Нил.
Кэтлин посмотрела на него с интересом.
– Вам это пригодится, мистер Питт? Этот человек был моим первым мужем. Он умер примерно пять лет назад.
Томас почувствовал себя ужасным лицемером. Он лихорадочно обдумывал ответ. Надо сказать, что он в курсе, но как это сделать, не поставив в неловкое положение О’Нила?
Однако тот сам пришел ему на помощь.
– Мистеру Питту известно об этом, дорогая. Я ему рассказывал.
– О, понимаю. – Впрочем, Кэтлин явно ничего не понимала.
Разговор опять замер, но в этот момент дверь отворилась и вошел мужчина. Сначала он поглядел на О’Нила, затем, с выражением острого любопытства, – на Питта. Этот мужчина обращал на себя внимание своим лезвиеобразным носом. Он был плотен, с широкой грудью, несомненно силен, но прихрамывал. Вошедший мельком взглянул на детей – при этом в глазах его промелькнуло выражение чрезвычайной гордости, – а потом повернулся к Питту.
– Доброе утро, батюшка, – сказал О’Нил с очаровательной улыбкой. – Это мистер Питт, мы познакомились в связи с одним делом.
– Неужели? – Проспер Харримор – а это был именно он – взглянул на Питта вполне вежливо, однако настороженно.
Лицо его было необычно: исполненное силы и важности, оно казалось почти угрожающим, однако иногда в глазах проблескивал интеллект, и тогда оно приобретало уязвимый вид. Рот Харримора был искривлен, губы подергивались, но непонятно почему – от недобрых чувств или внутренней боли.