Невидимое оружие ГРУ
Шрифт:
21 июня Центр направил Пелеху телеграмму, в которой требовал срочно организовать отправку польского генерала. Но сложная обстановка, плохая погода мешали выполнению операции. Разведчики Пелеха никак не могли принять самолет: лили дожди, размокал грунт, над площадкой висела низкая облачность.
Первая попытка посадить самолет 30 июня закончилась неудачей: он потерпел аварию. Чтобы самолет не попал в руки врага, разведчики вынуждены были его сжечь.
Вспоминает Людмила Орлеанская.
«Вскоре нашли площадку для посадки самолета. Собственно, это не площадка, а хорошо укатанная дорога. Но вот беда, отсюда в 30 километрах
На другой день получили шифровку с датой прибытия самолета. В шифровке был приказ мне и Николаю Матеюку вылететь этим самолетом.
Стали готовиться. Подвезли раненых, разложили костры. Как только услышали шум моторов, костры зажгли. Весело было у нас на душе, шутили, смеялись, но, по возможности, тихо.
Показался самолет — дали ракету, есть ответная. И самолет, развернувшись, стал приземляться. Вот коснулся дороги, побежал, встал. Быстро погасили фары, открыли двери, выбросили груз. Вышел экипаж, поздоровались и заторопились в обратный путь.
Самолет, быстро набирая скорость, побежал по дороге, оторвался. И тут кто-то увидел, что дверь осталась открытой. Николай пошел закрывать ее, и в это время самолет сделал резкий разворот. Его отбросило, но он удержался на ногах. Еще разворот, и мы увидели, что летим выше леса, но что-то в этих резких разворотах мне показалось ненормальным. Николай опять пошел к двери. И вдруг — удар о землю. Очнулась, лежу на полу. Какая-то тяжесть сковала меня. С трудом подняла голову. Увидела лежащего у двери Николая. Встала, подошла к нему. Из головы у него капала кровь. Вышел экипаж, принесли бинты. Перевязали и стали выгружаться. Подбежали партизаны, спрашивают, в чем дело, а командир самолета злой, как сто чертей, торопит с выгрузкой.
Вынесли раненых. И тут поняли, что самолет не летит совсем.
Повозки с ранеными двинулись в обратный путь.
Группа партизан и экипаж остались у самолета. Решали, как быть. Сняли рацию, все остальное и зажгли самолет. Спрятать такую махину некуда, да и небезопасно, фашисты могли его найти. Знатный был факел. Пока ехали, видели его.
Возвратились мы на базу, и наутро в Центр полетела радиограмма с нашими новостями. Мы запросили, как нам быть? Центр долго молчал, думал. Наконец, сообщили, что мы должны пройти ближе к линии фронта на восток, и там нас вывезут самолетом».
И вот 5 июля 1944 года корреспондент «Сом» сообщил: «Центру. В 02. 20 самолет вылетел и взял курс на восток. Все благополучно». «Дуглас» пилотировал опытный пилот подполковник Чукаев. Вместе с генералом Роля-Жимерским в Москву были доставлены раненый Матеюк и радистка Орлеанская. И вновь успех операции стал возможен лишь благодаря надежной связи радистов разведуправления.
Шашлык по-стамбульски
После тяжелого ночного дежурства на приемном радиоцентре Разведуправления его подняли с постели. Приказали явиться к начальнику службы. Всего пять месяцев, как разведчик-радист Лихо вернулся из Китая, куда был направлен еще в апреле 1941 года. А теперь, подумать только, январь 1944-го. Хотелось на фронт. Но он знал
Когда-то в юности разведчик-радист Лихо прочитал пословицу: «Не нам судьба — судья, а мы судьбе хозяева». Хорошая пословица, верная, думал тогда Лихо. Теперь вот, сидя перед начальником службы спецрадиосвязи полковником Рябовым, признаться, усомнился в ее верности. На деле оказывалось наоборот: нам судьба — судья…
Не хотелось только обратно в Китай. И поэтому он так и сказал Рябову: «Если командировка на Восток и вы спрашиваете мое согласие, то его нет». Полковник ответил: «На Запад». Лихо согласился сразу. Не спрашивая — куда, с кем. Оказалось, его вместе с радистами Долговым и Каргашиным включили в состав советской военной миссии в Югославии. Предстояла дальняя дорога к партизанам Тито.
Полмесяца ушло на сборы, беседа в ЦК — и в путь…
19 января 1944 года военная миссия на двух самолетах стартовала с подмосковного аэродрома.
Шли низко над землей. При подлете к дельте Волги в камышах увидели стада диких кабанов. Рев самолета поднял их с лежки. Офицеры прильнули к иллюминаторам. Вспомнились счастливые мирные дни, охота с ружьишком за плечами… Остаток полета прошел в охотничьих рассказах.
В Астрахани заходили на посадку в сумерках короткого зимнего дня. Добравшись до города, отправились в гостиницу «Новомосковская».
Радисты приехали втроем, последним рейсом, и застали в гостинице строгую, озабоченную администраторшу. Пробегая мимо усевшихся на диване разведчиков, она озабоченно пробормотала: «Куда ж мне этих поселить?»
Кто-то из троих пошутил, мол, тяжко с размещением?
Администраторша сделала резкую остановку и подозрительно спросила: «Вы что, русские?» — «Русские!» — гордо ответили разведчики. «А-а… — обрадовалась женщина, — тогда на диване переспите!» И побежала дальше по своим делам.
И тем не менее радистов вскоре поместили в трехместный номер, а адъютант начальника миссии сообщил, что скоро будет ужин.
Ужин был восхитительным!
На следующий день из Астрахани путь лежал в Баку, оттуда — в Тегеран.
Тегеран встретил советскую военную миссию глинобитными заборами, плоскими крышами жилищ и пирамидами фруктов у обочины дороги. Продавцов много, но покупать эту фруктовую роскошь некому. По улицам города брели отощавшие, оборванные люди.
Устроились в гостинице «Надери» на улице Стамбуле. Обедать предложили в ресторане, на первом этаже. Радисты решили разговеться — заказали давно забытый с довоенных лет шашлык и бутылку вина. На маленькой эстраде скрипач и пианист самозабвенно исполняли «Землянку»…
Шашлык был хорош, но цены?! 120 реалов — гласил счет. Вывернули карманы и с постными физиономиями поднялись к себе в номер. В Тегеране жить еще несколько дней. А денег уже ни реала.
О ресторанных ценах прознал и начальник миссии генерал Корнеев. Он съездил в посольство и вскоре объявил: в ресторане денег не платить, лишь визировать предъявленные счета. Воодушевленные этим сообщением офицеры дружно направились на ужин.
Но разведчик есть разведчик, даже после сочного шашлыка он не теряет голову. И поэтому, не сговариваясь, все семнадцать человек подписывали счета одной фамилией… Иванов. Официант удивленно таращил глаза: «Странные эти русские. Как вы разбираетесь в таком количестве однофамильцев?»