Невидимое послание
Шрифт:
Представим себе, рассуждал Зыбин, что два пучка световых лучей от двух волшебных фонарей, пересекая друг друга под прямым, допустим, углом, высвечивают на двух картонках две совершенно различные картины. Если при этом на вид каждой картины другая картина не оказывает никакого влияния, то есть если два пересекающихся пучка света никак друг друга не искажают или, говоря более технично, если степень искажения каждым пучком другого в точности равна нулю, то в точности равна нулю и степень искажения каждого пучка света остальными, в случае, когда их пересекается не два, а два миллиона. Ведь
Вот именно это вышеприведённое допущение о равенстве нулю степени взаимоискажения пересекающихся лучей явилось краеугольным камнем в психологической закладке, на которой вырос костяк всех теоретизирований Петра Илларионовича Зыбина.
Другим краеугольным камнем в этой закладке было его твёрдое убеждение, что «в каждом объёме пространства, пронизываемом световыми лучами, может содержаться целый мир многообразных и многокрасочных событий». Иллюстрируя сформулированную мысль, Зыбин далее пишет:
«Сцены Бородинской битвы разворачивались не только на самом Бородинском поле, но во всей полноте своей развивались они и в каждом, даже очень малом, объёме пространства над Бородинским полем, из которого открывался вид на сражение».
Поспешим заявить, что к этому взгляду всецело присоединяемся и мы.
Чтобы объяснить читателю, что здесь, собственно, имеется в виду, рассмотрим, что происходит в луче кинопроектора. Зрителю нет дела до луча, проходящего над его головой. Зрителя волнуют события на экране. Ну хорошо, а если мы уберём экран? Да, зрителю станет скучно, и он покинет кинозал, а между тем волнующие его события в невидимом облике по-прежнему будут существовать, по-прежнему будут разыгрываться в каждом сечении луча, до которого зрителю, собственно, и дела нет.
Ведь если в любом сечении этого луча поместить экран, то там снова станут видны все перипетии кинофильма, но не экран же их создаёт. Экран лишь делает их видимыми. А делаются они видимыми только потому, что соответствующие события происходят в самих лучах света, в каждом их сечении.
Точно так же и глаз, видящий какие-то происшествия, ну пожалуйста, пусть упоминаемое Зыбиным Бородинское сражение, имеет возможность наблюдать его из всякого пункта над Бородинским полем только потому, что в самих световых лучах, пронизывающих каждый объём пространства над Бородинским полем, разворачиваются электромагнитные события, изоморфные картинам Бородинского сражения.
Итак, во втором своём положении Зыбин нисколько не ошибался.
Весьма важную роль в зыбинских теоретизированиях играло изобретённое им понятие «эфирного фантома». Этим термином Зыбин обозначал образ того или другого предмета в световых лучах, его модель, как мы бы теперь сказали, в потоке электромагнитных волн, несущих об этом предмете информацию.
Зыбин постоянно подчёркивал основополагающую для своих выводов способность нескольких «эфирных фантомов» сосуществовать одновременно в одном и том же месте и совершенно справедливо связывал её с невзаимодействием пересекающихся световых лучей.
«Два человека, — писал Зыбин, — никак не смогли бы уместиться одновременно в одном и том же пространстве, пройти один сквозь другого, но два эфирных фантома двух людей легко уместятся в одном и том же объёме пространства, нисколько один другого не стеснив, и в том же объёме, без затруднений, уместятся, сверх того ещё неисчислимые мириады эфирных фантомов».
Чтобы прояснить эту мысль, давайте снова прибегнем к услугам луча кинопроектора. Мы уже согласились, что в каждом сечении этого луча
Мы можем при желании направить в место пересечения лучей двух кинопроекторов луч третьего, четвёртого, пятого кинопроектора и так далее, всё более уясняя себе тем самым суть зыбинской мысли.
Способность «эфирных фантомов» сосуществовать в несметном количестве в одном и том же месте превращала для Зыбина субстанцию света в некую информационную бездонную бочку, куда можно поместить необъятную информацию. И Зыбин полагал, что в каждом месте, где проходят световые лучи, действительно собирается необъятная информация. Он напоминал, что «невооружённый глаз видит лишь малую толику того, что увидел бы глаз, вооружённый, например, телескопом» и что «могут быть изобретены оптические приборы, несравненно сильнейшие, нежели самые совершенные нынешние телескопы, какими располагает Джованни Скиапарелли».
Далее Зыбин подчёркивал, что «человеческий глаз вообще видит далеко не все проявления лучистой энергии. Существует неисчислимое множество разрядов невидимых лучей, в которых, однако, заключены бесчисленные повествования о событиях в мировой природе» Это, конечно, совершенно справедливо! Автору этих строк попалась однажды на глаза серия фотографий одной и той же бабочки, сделанных в невидимых лучах различных диапазонов волн. И каждая фотография отличалась своим собственным, совершенно непохожим на прочие узором пятен на крыльях бабочки. Любуясь подобными фотографиями, легко понять, что весь текст книги «Война и мир» можно, например, уместить всего лишь на одном листке бумаги вместо сотен, пользуясь притом типографскими знаками самого обычного, крупного размера. Надо лишь придумать прибор, способный показывать глазу вид этого листка бумаги в ультрафиолетовых, скажем, лучах различных диапазонов.
Настроив прибор на первый диапазон волн, мы увидим на этом листке бумаги первую страницу текста «Войны и мира», переключив прибор на волны второго диапазона, мы прочтём на том же листке бумаги вторую страницу текста, переключив прибор на третий диапазон, мы прочтём третью страницу и так далее.
Грандиозность той лавины информации, которую способны обрушить на наши приборы лучи невидимых диапазонов, Зыбин прекрасно сознавал. Из всего сказанного он сделал вывод, к которому с несущественными оговорками должны присоединиться и мы. На современном языке этот вывод можно сформулировать так:
«В каждой области пространства, пронизываемого электромагнитными волнами, как видимых, так и невидимых частот, совершается одновременно очень много событий. Они несут в совокупности колоссальную информацию, которая не теряется оттого, что все события эти сосуществуют в одном и том же времени и месте». Но как много содержится там информации и каково её космологическое значение? Этот вопрос был для Зыбина центральным. И Зыбин отважился дать на него неожиданный ответ:
«Быть может, во всяком сколь угодно малом объёме мирового эфира наличествуют обстоятельные сведения о структуре всего мирового эфира».