Невидимый город
Шрифт:
Через пару дней, протрезвев окончательно, пастух кинулся к Кали и скупил у него все талисманы, не торгуясь. Сам бочонок браги прикатил, не пожалел. Кали за всю зиму столько не заработал, как в тот день. Однако и это его не радовало. Пастух ведь не на его обереги надеялся, а на Гласову силу. Все помнили, какой прежде дед был колдун. Пастухов деверь его на свадьбе не уважил, так он весь свадебный поезд в собак превратил.
После того, как Кали стал жечь по ночам меченые свечки, Глас притих, не кричал больше, не метался, только вздыхал тяжело. Да еще ходить стал под себя. Как Кали за ним не следил, а вонь в избе стояла изрядная. Кали подозревал, что дед над ним потихоньку издевается. Думал уже, не поморить ли голодом лихого старичка, да что толку? Пока
Но свершилось наконец. Сидел Кали как-то вечером на крылечке и думал – не повыть ли на луну, раз уж жизнь совсем собачья пошла. И вдруг увидел над лесом долгожданный хвостатый огонек. Долго размышлять не стал: все уже было передумано, и не раз. Припер понадежнее дверь, чтобы дедушка куда-нибудь не улизнул, и – в лес.
Ухоронка была за скрипучим старым кустом рябины в трех шагах от древней дороги. Кали загодя накидал на дно елового лапника, только без толку: хвоя сухая коленки колола, а земля все равно обжигала каленым холодом. Не нравилось ей, видно, что сын ее не сидит смирнехонько дома, а прибежал выслуживаться перед нежитью, что приходит в наш мир из-за острой грани Меча Шелама. Сколько Кали ни бранил мысленно Прародительницу, сколько ни уговаривал ее льстивым шепотом, ноги будто ледяные крысы грызли. И покуда дышал на кулаки и стучал зубами, едва не пропустил главное.
Где-то вдали, за поворотом дороги, затренькали вдруг копытца. Тихонечко так, будто дождь стучал по камням. А потом над самой землей поплыл волчий вой. Стая басила беззлобно, уверенно: гонят зверя, не торопясь. И лишь один звонкий голосок скулил, плакал-захлебывался, будто потерявшийся щенок звал мамку. Кали в комок сжался, рот себе ладонью заткнул, но все равно подполз поближе, чтоб лучше видеть. Такое редко дважды в жизни увидеть удается.
Из-за поворота, едва касаясь копытами земли, вылетел белый олень. Над кончиками его рогов плясали язычки темного пламени. След в след неслись огромными прыжками шестеро рыжих волков. И замыкал эту кавалькаду молодой серый волк. На бегу он прихрамывал, оступался и повизгивал, тогда один из рыжих, не останавливаясь, клацал зубами и глухо рычал. Дикая Охота пронеслась мимо старых дубов, мимо ухоронки молодого колдуна и исчезла за поворотом. Кали перевел дух, но чудеса в эту ночь еще не кончились.
Ожили дубы. В сплетениях ветвей зашевелились темные фигуры, и Кали, в первое мгновенье оцепенев от ужаса, подумал: «Звезды! Погасшие звезды!», – но потом разглядел – люди. Просто оказались поумнее его и, чем мерзнуть на земле, забрались на дерево. Они спрыгнули на землю, и Кали смог разглядеть получше. Всего ночных бродяг было четверо, из них одна баба – Кали услышал, как хлопнула юбка, и увидел белые икры, когда она сигала с дерева. Все четверо встряхнулись и молча повернули в лес. Кали понял: шеламцы, лесные колдуны, больше некому. Выждал немного и заторопился следом, стараясь ступать без шума. Впрочем, это оказалось нетрудно: колдуны пока шли по тропке. Последней шагала баба, белый ворот ее рубашки выбился из-под кофты и служил для Кали хорошим ориентиром.
Все так же в молчании добрались до маленькой поляны, наломали сушняка, споро развели костер. Кали пристроился за молодой елочкой и весь превратился в слух. Наконец один из шеламцев заговорил:
– Мне вот что любопытственно, кто же из Хардингов к Дикой Охоте присоединился, хоть их из столицы турнули?
– Я так думаю, Густ, из девок кто-нибудь, – второй голос – молодой, звонкий. – Цельный год ждала, вот и не утерпела. Бес под юбкой защекотал.
– Тьфу на тебя, Кир! Ты про другое что-нибудь думать можешь?
– Где уж мне, горемыке! Только, помяни мое слово, девка это была – некому больше.
– А я помню, Клайм говорил, что молодой король от колдовства сильно обжегся. А волк-то серый нынче хромал!
– Закатай губу! Сидит твой король сейчас у магов на острове, в темном подвале, цепями
– Да нельзя ему в железных цепях! Жжет оно его, железо-то!
– А уж это его беда. Льзя, нельзя – знай сиди!
– Хватит языками-то молоть! – прикрикнул третий – судя по голосу, самый старший. – Говорили вчера: кольцо нужно рвать. Так рвать будем или лясы тут до рассвета точить?
– Рвать, вестимо, Гис, рвать надо, – поспешно заговорил младший. – После указа королевского нам по крепостям жить нельзя, друзей опять же своих под топор подвести можно. Нельзя нам более кольцом стоять. Уходить надо. Взять каждому по куску силы да и разбежаться.
– Как осенью дивы придут, крепостям без нашего кольца не выстоять будет, – возразил Гис.
– А им так и так не выстоять, – буркнул Густ. – Сам видел небось, как дивы белого оленя у Хардинга отбили. Не будет Королевству удачи нынешней осенью. А как из войны выпутываться, это пусть у Рагнара да у пердунов с Острова голова болит. Сами нам огненной смертью грозят, а мы их от дивов спасай?!
– Так ты тоже думаешь: рвать? – уточнил Гис.
– Рвать, ясное дело.
– А ты, Десс?
Женщина молча пожала плечами.
– Ладно, начнем благословясь.
Шеламцы сели вокруг костра, вытянули перед собой раскрытые ладони и негромко запели. Кали подался вперед, чтобы уловить слова заклятия, но его ждало разочарование: это была всего лишь старая колыбельная, какую знала всякая баба в деревне:
Все лисицы спят, и куницы спят.Все ласточки спят, и касаточки спят.И соколы спят, и соболи спят.Песня накатывалась ровно, как морской прибой, укачивала, затягивала, и на ладонях колдунов затеплилось, а потом стало разгораться, темнеть, наливаться силой кольцо бурого огня.
По норочкам спят ласточки,По гнездышкам – касаточки,На дереве спят соколы,Под деревом спят соболи.Потом песня переменилась, и языки пламени послушно вытянулись, заиграли в полную силу.
Говорит куна куне:Это кто там во гнезде?Это кто там во гнезде,Во глубоком во дупле?Во глубоком во дуплеСидит семеро птенцов.Сидит семеро птенцов,Серых семеро совят.Уж как трех-то мы съедим,Трех-то детям отдадим,У седьмого, у последнего,Только крылья объедим!То не семеро совят –Семеро бесенят.Семеро бесенят,Они тоже есть хотят.Они кун-то подождутДа на части разорвут!