Невинная для грешника
Шрифт:
– Да зачем вам это? Я отлично ходить умею.
– Зачем мне это? Хороший вопрос, – наклоняет голову набок, слишком высокий, чтобы мне не нужно было запрокидывать голову, глядя на него. – Не знаю, устроит ли тебя такой ответ, но я просто хочу тебе помочь.
– Помочь? – а вот это уже что-то новенькое.
– Ага, – кивает и быстрым жестом убирает чёлку со лба. – Мне почему-то кажется, что хотя бы один друг тебе в нашем доме пригодится.
И, не говоря больше ни слова, кладёт руки на мою талию. Легко отрывает от земли и несёт к своему проклятому мотоциклу, не
Глава 11 Марк
Она так смешно визжит, дрыгается, а я усаживаю её на свой любимый мот, лицом вперёд. Но отпускать не тороплюсь, а то ещё спрыгнет и сбежит – я такую породу знаю.
Слишком скромная, немного испуганная молодая девчонка, которая и не целовалась-то, наверное, толком ещё ни разу. Ну, либо с какими-то сопляками, у которых слюней больше, чем опыта.
Боится и трепещет, но ещё больше боится показать это хоть кому-то – наивная идеалистка, у которой мечты о принце ещё бродят в хорошенькой головке.
Она забавная настолько, что мне всё время хочется её провоцировать, смущать и следить за реакцией.
Кто-то скажет, что я подонок, ну и пусть – это не самые плохие слова, которые слышал в свой адрес.
Одной рукой держу её за талию, рывком занимаю место за ней и, переместив ладонь на плоский живот, прижимаю к себе. На Марте светлое платье, и пышная "девчачья" юбка задралась, обнажая стройные загорелые бёдра.
Можно было бы провести пальцами от колена и выше, медленно так, протяжно. Интересно, сильно заорёт? А маме моей пожалуется? И я почти делаю это, мне очень хочется увидеть её реакцию, но в последний момент что-то останавливает.
Не сказать, что совесть, но что-то отдалённо на неё похожее.
Между нами рюкзак Марты, словно самая надёжная в мире преграда, и смешной брелок в виде фиолетового кролика болтается из стороны в сторону, точно маятник.
Но преграда между нами только на пользу. Марте. Нет, я не боюсь, что от обжиманцев на мотоцикле моя природа взбунтуется, и я зайду слишком далеко. Но знаю, что для Марты это расстояние – жизненно важное.
Не собирался её пугать. Я ведь не соврал о друге, который ей обязательно понадобится. Жаль, что она мне вряд ли поверила.
– Марк Романович! Отпустите! – взвизгивает, дёргается, лупит меня тёплыми ладошками по рукам, но её возмущение тонет в рёве двигателя.
Выжимаю скорость, Марта громко визжит, а потом замирает, костенеет вся и… смеётся. Честное слово! Этим сбивает меня с толку, да так, что чуть было не пропускаю поворот.
Нельзя же быть такой непредсказуемой.
Хохочет громко, заливисто, запрокинув голову, касаясь затылком моего плеча.
Нет, это не истерика. Это радость. От скорости, движения, вибрирующей в жилах мощи мотора. Это, чёрт его дери, заразно. Мне тоже хочется смеяться: громко, от души, во всё горло.
Ну, держись, Дюймовочка. Напросилась.
Не доехав до дома несколько сот метров, сворачиваю в сторону. Подождёт разговор с маменькой, никуда не денется – маме полезно подождать. А девчонка так хохочет искренне, так радуется, что я минут
Кажется, вокруг никого, и только мотоцикл взрывает пахнущий летом воздух рокотом мотора.
Я не тороплюсь доставить Марту к матушке. То ли удовольствие ей доставить хочу, то ли домой возвращаться желания не имею – всё вместе, наверное. Оттягиваю этот момент как могу, и благодарен Дюймовочке, что она так реагирует. Крепко уцепившись обеими руками в моё запястье, своими излишними усилиями оставляет на коже белые следы, грозящие превратиться в синяки, ёрзает, не боясь упасть, такая оживлённая и беззаботная.
Кажется, эта поездка ей была нужна так же сильно как и мне, если не больше. У неё же мама болеет, точно.
Я многих девчонок катал на мотоцикле, но ни одна такой смелой не была. Обычно либо орут до лопнувших перепонок, либо наигранно хихикают, норовя прилипнуть к спине и грудью эффектно потереться. Но Марта… она просто наслаждается, позабыв обо всём на свете.
Адреналин бушует в венах – так всегда, стоит сесть на мотоцикл. Я люблю скорость, люблю носиться с раннего утра, чувствовать свободу, которой мне так всегда не хватало.
Наверное, с рождения я был заложником авторитета семьи. Их стремлений и амбиций. Сотни кружков, секций, три языка (китайский обязательно – он даёт столько возможностей, а французский просто красивый); плавание (для спины полезно); волейбол (нужно чувствовать дух команды); теннис (реакция и концентрация) и ещё чёртова куча всего на свете. Даже фехтование!
Я разве что крестиком не вышивал и в хоре не пел. А нет, в хоре я пел тоже.
Мать только и успевала заглядывать в ежедневник, чтобы ничего не пропустить, а отец – отлистывать деньги. Ведь единственный наследник образцово-показательной семьи Орловых просто обязан быть лучше, выше, сильнее всяких прочих детей. Словно я не сын металлургического магната, а наследный английский принц.
Когда от тебя многое ждут, приходится слишком много отдавать. Рано или поздно наступает передоз, срывает клапан, и наружу рвутся протесты и бунты.
Ответственность гнетёт, давит. Всегда улыбаться, быть примерным, самым красивым и умным – от этого рано или поздно начинает клинить. А от фальшивых улыбок клинит челюсть.
Но рано или поздно ко всему адаптируешься. Слава богу, я давно уже вырос, у меня своя жизнь и стремления.
Я могу кататься до бесконечности, но Марту всё-таки нужно доставить домой, и я паркуюсь возле входа и наконец убираю руку с тёплого девичьего живота, но ощущение ткани на коже несколько мгновений остаются на ладони.
Марта уже не смеётся – словно мираж растаял, и реальность больно ударила под дых.
Слезаю с мотоцикла, обхожу, становлюсь рядом с Мартой, а она крепко цепляется в ручки и хмурится.
Немного испуганно смотрит на ворота и игнорирует мою руку, которую протянул, чтобы помочь ей спрыгнуть. Оказавшись на безопасной тверди асфальтированной дорожки, топчется, смотрит на меня искоса.
– Спасибо, – выдавливает из себя и прячет руки за спину. И вдруг гневается: – Зачем вы это сделали?