Невиновный
Шрифт:
Обе сестры жили скромно – заботились о своих семьях, время от времени работали, исправно платили по счетам и, когда было возможно, понемногу экономили. У них не было денег, чтобы нанять адвоката по уголовным делам. Аннет поговорила с Дэвидом Моррисом, но тот не проявил интереса к делу. Джон Теннер жил в Талсе – слишком далеко и слишком дорого.
Хотя из-за Рона им несколько раз приходилось близко сталкиваться с судебной системой, они оказались не готовы к внезапному аресту и необходимости защиты от обвинения в убийстве. Друзья отдалились от них. За их спинами шушукались, на них глазели. Одна приятельница сказала Аннет:
– Это не твоя
– Мой брат невиновен! – выпалила та в ответ.
Они с Ринни повторяли это всем и везде, но мало кто хотел это слышать. Какая уж тут презумпция невиновности! Копы, мол, знают, что делают; зачем бы им арестовывать Рона, если тот невиновен?
Майкл, сын Аннет, в то время пятнадцатилетний недоросль, невыносимо страдал, когда в классе обсуждались местные события, среди которых центральное место занимал, разумеется, арест Рона Уильямсона и Денниса Фрица по обвинению в убийстве. Поскольку его фамилия была Хадсон, никто из одноклассников не знал, что один из арестованных – дядя Майкла, но класс был решительно настроен против «убийц». Аннет на следующее утро отправилась в школу и решила проблему. Учительница принесла ей искренние извинения и пообещала следить, чтобы эта тема в классных дискуссиях больше не возникала.
Рини и Гэри Симмонс жили в Чикасе, в часе езды от Ады, и отдаленность от места событий давала им некоторое преимущество. Аннет же, которая никогда не покидала Аду, но теперь почти мечтала сбежать из нее, была вынуждена оставаться, чтобы поддерживать своего «маленького братишку».
В воскресенье 10 мая «Ада ивнинг ньюз» вышла с первой полосой, полностью посвященной двум последним арестам, и фотографией Дебби Картер. Большую часть подробностей сообщил газете Билл Питерсон. Он подтвердил, что была проведена эксгумация тела, доказавшая, что таинственный отпечаток на самом деле принадлежал жертве. Он утверждал, будто Фриц и Уильямсон уже более года считались подозреваемыми, но не объяснял почему. Относительно самого расследования он сказал: «Мы раскрутили эту ниточку до конца еще полгода назад и только решали, как всем этим распорядиться».
Особый интерес представляла новость о том, что в расследовании участвовало и ФБР. Два года назад полиция Ады обратилась туда с просьбой о содействии. В ФБР изучили улики и снабдили полицию психологическими портретами убийц, хотя об этом Питерсон умолчал.
На следующий день, в понедельник, на первой полосе снова появилась статья, на сей раз обливавшая грязью Рона и Денниса. Но даже независимо от ее содержания на помещенных тут же фотографиях они выглядели такими злодеями, что других доказательств их вины и не требовалось.
В этой статье повторялись основные сведения из предыдущей публикации: оба мужчины арестованы по обвинению в изнасиловании первой степени, изнасиловании с применением разного рода предметов и убийстве первой степени. Странно, но «официальные лица» не сообщили, признали ли арестованные свою вину. Однако местные репортеры, очевидно, так привыкли к признаниям, что те считались само собой разумеющимися.
Хотя полицейские умолчали о первом «сонном признании» Рона, они обнародовали письменное заключение, послужившее основанием для выдачи ордера на арест. В статье приводилась цитата из этого заключения:
«…исследование под микроскопом лобковых волос и волос с головы, найденных на теле мисс Картер и в ее постели, показало, что они принадлежат Роналду Киту Уильямсону и Деннису Фрицу».
И оба арестованных имели, разумеется, длинный уголовный «послужной список». На счету Рона пятнадцать мелких правонарушений – вождение в пьяном виде и тому подобное – плюс мошенничество в форме подделки финансового документа, за которое он получил тюремный срок. У Фрица – две отсидки за вождение в нетрезвом состоянии, несколько нарушений дорожных правил плюс давнее дело об употреблении марихуаны.
Билл Питерсон снова подтвердил, что тело подверглось эксгумации, чтобы заново снять отпечаток ладони, который совпал с отпечатком, найденным на стене в квартире жертвы. И добавил, что оба арестованных «являлись подозреваемыми по этому делу уже более года».
Статья заканчивалась напоминанием о том, что «мисс Картер умерла от асфиксии, когда ей во время изнасилования засунули в горло тряпку для мытья посуды».
В тот же понедельник Рона перевели через лужайку из тюрьмы в здание суда – расстояние шагов в пятьдесят, – и он впервые предстал перед Джоном Дэвидом Миллером – полицейским судьей, проводившим предварительные слушания. Рон сказал, что у него нет адвоката и что он вряд ли может себе позволить нанять его, после чего был препровожден обратно в тюрьму.
Несколькими часами позже его сокамерник по имени Микки Уэйн Харрслл якобы слышал, как Рон, рыдая, говорил: «Прости меня, Дебби!» Об этом было немедленно доложено надзирателю. Потом Рон якобы попросил Харрелла сделать ему на руке татуировку «Рон любит Дебби».
С прибавившимся к тюремному реестру новым горяченьким уголовным делом по камерам поползли слухи. Доносы осведомителей – неотъемлемая часть тюремной жизни, поскольку они всегда на руку полиции, – посыпались всерьез. Кратчайший путь к свободе или по крайней мере способ смягчить наказание – это подслушать или придумать якобы подслушанное прямое или косвенное признание «важного» сокамерника и постараться выторговать за него у прокурора какое-нибудь послабление. В большинстве тюрем доносительство подобного рода случается редко, так как информаторы опасаются возмездия со стороны сокамерников. В Аде оно широко практиковалось, потому что отлично срабатывало.
Два дня спустя Рона опять отвели в суд, чтобы выяснить вопрос о защите его прав. Он снова предстал перед судьей Джоном Дэвидом Миллером, но все с самого начала пошло не так. По-прежнему лишенный медикаментозной поддержки, Рон вел себя шумно, агрессивно и сразу же начал кричать: «Я не совершал этого убийства! Я чертовски устал ни за что сидеть в тюрьме! Мне очень жаль мою семью, но…»
Судья Миллер пытался урезонить его, но Рон не желал молчать. «Я ее не убивал. И не знаю, кто ее убил. Моя мать была в то время еще жива, и она знала, где я тогда находился».
Судья Миллер попробовал объяснить Рону, что цель данного слушания состоит не в том, чтобы дать подсудимому высказаться по существу дела, – Рон его не слушал. «Я желаю, чтобы с меня сняли обвинение, – повторял он снова и снова. – Это же смешно».
Судья Миллер спросил, понимает ли он, в чем его обвиняют, на что Рон ответил: «Я невиновен, никогда не был с ней в общей компании и никогда не сидел с ней в одной машине».
После того как ему под протокол зачитали его права, Рон продолжил свою тираду: «Я трижды сидел в тюрьме, и трижды на меня пытались повесить это убийство».