Невольничий караван
Шрифт:
— В деревню Магунда. Он рулевой моей лодки.
— Так он знает реку?
— Как свои пять пальцев. И не только реку, но и ее берега, и народы, которые их населяют. Но при каких обстоятельствах он так хорошо все это изучил, никому не известно.
— Кто бы он ни был, это выдающийся человек, — заключил араб. Немного погодя он снова заговорил, приложив руку к груди: — Мое сердце так сильно бьется, словно хочет выскочить наружу! Я знаю, что твои люди ожидают тебя в деревне Магунда. Он тоже останется с ними до твоего возвращения?
— Конечно! Без него я не смог бы закончить путешествие.
—
— Конечно, от всей души! Вот тебе в этом моя рука!
— А вот и моя! — сказало Охотник на слонов, пожимая протянутую Шварцем руку. — Дружба за дружбу, жизнь за жизнь, — такими словами арабы заключают между собой братский союз на всю жизнь. Теперь и ты повтори их за мной!
После того, как Шварц произнес клятву дружбы, араб обнял его, поцеловал и сказал:
— С этой минуты мы — все равно что один человек. Горе тому, кто посмеет обидеть тебя: моя месть настигнет его даже на краю земли. Но довольно с нас волнений! Давай сядем, и ты подробно расскажешь мне все, что знаешь о Сыне Тайны.
Друзья снова опустились на траву возле костра, и Шварц начал свой рассказ. Бала Ибн хотел, чтобы немец описал ему каждую мельчайшую черточку лица юноши, передал каждое слово, которым он когда-либо с ним перемолвился. Так прошло время до полуночи, и глаза у Шварца, порядком измотанного напряжением последних двух суток, начали слипаться от усталости.
— Спи ради Аллаха! — сказал Охотник на слонов, заметив это. — Спи всю ночь, сегодня я не буду тебя будить. После всего, что я узнал, мне все равно не удастся сомкнуть глаз до утра. Надеюсь, ты меня поймешь и не будешь возражать против того, чтобы я на этот раз отдежурил за тебя.
Шварц видел, что его друг и в самом деле слишком взволнован, чтобы спать, поэтому он без возражений лег на землю, завернулся в свой бурнус и тут же провалился в глубокий сон.
Глава 10
В ПУТАХ РАБСТВА
Ночью путешественников никто не потревожил. Немец крепко проспал до самого утра и проснулся от звука голоса мусульманина, который молился особенно ревностно. Позавтракали остатками вчерашнего гуся с лепешками, которые Охотник на слонов испек в золе догоравшего костра. Затем Шварц напоил и накормил верблюдов, и путники тронулись дальше.
Глядя на охотника, никак нельзя было заподозрить, что он не спал всю ночь. Он как будто помолодел на десять лет и утверждал, что давно не чувствовал себя таким веселым и бодрым, как сегодня.
Друзья были уверены, что догонят ловцов рабов еще до полудня, но их ожиданиям не суждено было сбыться. Обогнув край заливчика, следы арабов вновь свернули к реке. Вдоль ее берега тянулся густой лес, и на его границе с равниной наподобие форпостов росли многочисленные кусты. Некоторые из них были обглоданы, видно, ими успели полакомиться коровы, которых захватили с собой поджигатели отряда ловцов рабов. Последние проходили здесь не так давно: их следы еще отчетливо виднелись на влажной земле.
Всадники ехали рядом, громко беседуя между собой. Только что они миновали место, где кусты стояли почти вплотную друг к другу, и теперь собирались выехать на свободное пространство, как Шварц внезапно осадил своего верблюда и знаком приказал своему спутнику сделать то же. Когда они вернулись немного назад и снова оказались укрытыми кустарником, немец негромко сказал:
— Черт возьми! Еще секунда, и нас бы обнаружили!
— Кто? — удивился Бала Ибн.
— Люди, которые пасут свои стада снаружи, на равнине.
— Негры или белые?
— И те, и другие.
— Кто бы это мог быть?
— Сейчас увидим, — отвечал Шварц. Он заставил своего верблюда опустить на колени и спешился. Араб последовал его примеру. Затем путешественники раздвинули руками ветки, и глазам их предстала следующая картина.
У самой кромки леса, то есть слева от притаившихся за кустами наблюдателей, расположились лагерем около сорока человек всевозможных оттенков кожи и одетых в самые причудливые одежды. Возле них лежали ружья и огромные тюки с поклажей, а немного поодаль паслось довольно большое стадо коров, около которых виднелись также лошади и верблюды. Десять человек образовывали цепь по другую сторону стада, чтобы не дать животным вырваться на равнину, которая простиралась направо, к западу. Если бы Шварц позволил своему верблюду сделать еще несколько шагов, эти люди неминуемо заметили бы его.
— Ты догадываешься, кто это такие? — спросил он у своего товарища.
— Да, — кивнул головой тот.
— Ну и кто же?
— Гарнизон, который остался в поселке, а потом сжег и разграбил его.
— Вот и я так думаю. Только я не могу взять в толк, как эти парни осмелились остановиться здесь. Вообще не понятно, из каких соображений они выбрали то же направление, что и Абдулмоут. По-моему, это означает верную гибель: ведь они сами отдают себя ему в руки.
— Или наоборот, — заметил Охотник на слонов, делая жест рукой, будто закалывает кого-то ножом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю, прав ли я, но мне кажется, я догадываюсь о их замыслах. Я слышал от джуров, что жестокий и несправедливый Абдулмоут не пользуется любовью своих подчиненных. Поэтому этот гарнизон и изменил ему. Но так же, как эти пятьдесят человек, думают и все остальные. Они тоже с удовольствием станут свободными, особенно если при этом им еще можно будет поживиться хозяйским добром. На таких единомышленников, скорее всего, и рассчитывают те, кто организовал это восстание. В самом деле, что можно сделать со всеми этими вещами, коровами и людьми? Они могут пригодиться только для основания нового поселка, и я не удивлюсь, если это действительно входит в намерения бунтовщиков. Но пятидесяти человек для ловли рабов слишком мало, значит, предводители восставших должны набрать себе новых солдат. А где же им легче всего подобрать подходящих людей, как не среди своих прежних товарищей?