Невстречи
Шрифт:
Я так и сделал, и чтобы мои старики не заметили, что у меня полный облом, зашел в первое попавшееся мне на обратном пути кино.
Домой вернулся очень поздно и сразу закрылся у себя. Спать не мог. Мне хотелось понять, что произошло, и найти хоть какой-то ответ.
И вот часа в два ночи раздался наш условный свист. Тино и Бето… они возвращались домой с новыми победами и новыми надеждами. И звали меня, чтобы поделиться со мной своими радостями и чтобы я рассказал им о своем триумфе, хотя воспринимали мое свидание с Исабель как явное предательство наших общих интересов.
Я
— Ну что, притомился, мужик? Чабелита выжала из тебя все до конца? — спросил Бето.
— Пошли на угол. Не хочу будить стариков.
— С чего такой похоронный вид?.. Неужели она оставила тебя с носом? — удивился Тино.
— Ты что? Она же назначила свидание у себя дома, — возразил Бето.
— Я скажу все, как есть, если не будете доставать меня. Нет, серьезно. Мне неохота, чтобы меня держали за полного придурка.
Мы уселись на ступеньках мясной лавки. Бето пустил по кругу непочатую пачку сигарет.
— Ну давай выкладывай. Что было-то? — спросил Тино.
— Ничего. Ровным счетом ничего. Ни-че-го!
— Как это ничего?
Впервые я вдруг почувствовал, что не люблю их, что они мне не нужны и что мой провал — это мое личное дело, которое их не касается. Позорное поражение нападающего, который промазал последнее пенальти на девяностой решающей минуте встречи.
— Ничего. Или это… бля… ну ничего. Не нашел я дома. Заблудился, что ли. Спутал адрес. Поди знай!
Все трое долго молчали. В тишине было слышно, как мы затягиваемся сигаретным дымом, и я проклинал себя за то, что сказал правду.
— Послушай, так ведь легче легкого. Рикантен, дом номер двадцать.
— А ты уверен? Это действительно улица Рикантен?
— Ну а как, старик? В прошлую субботу мы вместе там были. Вместе искали эту улицу и вместе ее нашли. Ну давай восстановим картинку преступления: мы сошли на углу Португальской и Десятого Июля. Там купили сигареты себе и для девочек, затем прошли два квартала, не больше, и вот он дом. Да и улица Рикантен, она не особо длинная.
— Я шел той же дорогой, а ее дома как не бывало. Под номером двадцать был совсем другой дом.
— Минуточку! Раз кто-то переболел менингитом и до сих пор не оклемался, попросим паузу для информации. Ты хоть помнишь, какой из себя был дом? — спросил Тино.
— Какой? Теперешний?
— Да нет, балда! Там, где мы отрывались.
— Желто-поносного цвета, а дверь зеленая с бронзовой ручкой.
— Ну а какой, трам-тара-рам, попался тебе теперь?
— Серый, как крыса, с двойной дверью.
Бето пустил по кругу новую пачку сигарет, меж тем как Тино, с трудом сдерживая смех, стал напевать: «Цыпы-лапки, цыпы-лапки, сладкие и с жару, в воскресенье по сотне, в понедельник даром».
Я рванулся с места, но Бето схватил меня за руку и рявкнул на Тино, чтобы тот заткнулся.
— Слушай, не заводись, старик. Может, хватил лишка перед уходом?
— Не мели, а?
Снова потянулось молчание, прерываемое звуками наших частых затяжек и шумом машин на соседней улице. Тино собирал мыском ботинка пепел.
— Ну ладно. Бывает, человек спутает, ошибется, завернет совсем не в ту сторону и…
— Да ничего я не ошибся! Ходил по этой улице Рикантен. Пятьдесят раз прочел название на железной табличке. Прошел по улице с двух сторон, и нигде не было этого дома.
— Послушай, не горячись зря! Значит, ошибся. Сунулся на другую улицу, может, с похожим названием. Со мной тоже такое бывало, когда я попадал в незнакомые районы. Не делай из этого головную боль, — увещевал Бето.
— Да не ошибся, говорю же. Или вы думаете, что у меня крыша съехала?
— Дом не может полностью исчезнуть за неделю. По крайней мере должен остаться двор, сад… Землетрясения исключаются — если память мне не изменяет, за последнюю неделю у нас не было ни одного, — съязвил Тино.
— Да идите вы к такой-то матери!
— А чего ты лезешь в бутылку, парень, чего нарываешься-то? Знаешь, тебе бы лучше охладиться, а мы пойдем спать, глядишь, подушка что-нибудь подскажет.
Они бросили меня одного на ступеньках мясной лавки. Я сидел там, обхватив голову руками, пока не почувствовал, что меня обнюхивают коты и близится рассвет. С досады я пнул в них ногой, но не попал, а коты лишь посмотрели на меня с полным презрением. Тогда я решил пойти домой.
Спал долго, до той минуты, пока меня не разбудил свист Тино. Был уже первый час, но я не вышел, сказавшись больным. Обедал в постели — ненавистный классический бульон, который в таких случаях варила мать, как незаменимое приложение к болезни, но ближе к вечеру, с помощью кроссворда в воскресном приложении к «Эль Меркурио», мне все-таки удалось откинуть закрученную спираль горьких мыслей.
В понедельник я объявил себя здоровым, пошел на уроки и в следующие дни неоднократно порывался найти дом Исабель, но каждый раз останавливался, дойдя до улицы Рикантен. Это был страх. Смутный страх: я боялся увидеть этот дом и убедиться, что он существует, что в субботу я просто заблудился из-за каких-то заморочек нашего города. Но если честно, больше всего я боялся, что этот дом вообще не существует и что все предыдущее — праздник, танцы, Исабель, вкус ее тела, мурашки, дикое желание — не более чем чьи-то непостижимые таинственные козни.
Странный сон усилил мои страхи.
Это вроде было в ночь на среду: мне приснилось, что я пришел домой обедать и увидел, что мать накрыла стол на трех человек.
— А что папа не придет обедать?
— Кто?
— Папа! Я спрашиваю, он что — не придет обедать?
— Что с тобой? Нас в доме трое. Ты, твой брат и я.
— Да нет же! Вчера папа с нами ужинал. Вот его место, рядом с радиоприемником.
— Ты просто бредишь Нас всегда трое в этом доме.
Меня наполнял страх при мысли, что пропавший дом — начало целой цепи новых исчезновений, а когда я встретил Лало, местного дурачка, здоровенного мужика непонятного возраста, который шел с раскрытым ртом и тупым взглядом, не замечая ни мух, застрявших в его нечесаной бороде, ни скверных ругательств и камней, которыми его осыпали дети, то спросил себя, а вдруг этот несчастный идиот сошел с ума, потеряв свой рай, который он все ищет и ищет.