Невыдуманные рассказы
Шрифт:
В разговор вступает Виктор Васильевич Пчелкин, который не раз помогал Василию, особенно на первых шагах его службы в отделении.
— Долго после его смерти там не было участкового. Не знали, кого назначить. Присматривались. Надо ведь обязательно держать участок. Нельзя сдавать того, чего добился Петушков. Домкомы, товарищеские суды, дружины. А главное — население. Они ждали участкового только такого, как Петушков. Не хуже. Обещали работать так же, как с Петушковым... Да, прекрасного человека мы потеряли...
Невольно настраиваюсь на воспоминания и я. Память уводит в давние, комсомольские времена.
...Молодежный вечер в просторном клубе.
Доклад был скучноват, трактовал он, помнится, какие-то довольно важные, но всем известные истины. Но разговор, разгоревшийся после доклада, захватил всех. Он давно уже перехлестнул и задачу вечера, и регламент, шел, что называется, по большому счету. Тема — о месте человека в жизни, о роли молодежи, о путях-дорогах юности...
Говорили много и интересно. Спор же между комсомольскими вожаками двух соседних предприятий особенно запомнился всем, кто был на том вечере. Поначалу многим казалось, что оба оратора стояли за одно и то же — за жизнь полную, насыщенную и яркую. Но один считал, что по жизни надо идти расчетливо, экономя силы, примеряя шаг. Другой же шумно требовал жизни без оглядки, без мелочно-бухгалтерских расчетов: как да что, повредит ли это да подойдет ли другое. Заканчивая спор, он взял себе в союзники Николая Островского, бросив в зал:
— Жизнь человеку дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за мелочное существование и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы были отданы самому прекрасному — борьбе за освобождение человечества.
Эти слова были уже тогда очень широко известны молодежи, и многочисленные цитатчики затаскали их, приводя по каждому подходящему и неподходящему поводу. Но юношей, стоявшим на трибуне, они сказаны были с таким трепетным, горячим чувством, с такой взволнованной убежденностью, что все почувствовали — это сказано не для красного словца, а от души, от всего сердца.
Именно потому никто из участников вечера — а их был полный зал — не остался равнодушным. Аплодировали оратору долго, горячо и шумно.
— Что же, посмотрим, как ты будешь руководствоваться этими принципами, — все еще не сдаваясь, проговорил оппонент. — Посмотрим, какой герой из тебя получится.
— Ну, героя из меня, может, и не выйдет, но человеком... Человеком я быть обязан.
Так ответил тогда Василий Петушков. Это именно он стоял в споре за жизнь «без оглядки».
На том вечере, о котором идет речь, был человек, который внимательнее всех слушал спор. Это был вожак тушинских комсомольцев Василий Пушкарев — несмотря на молодость, удивительно вдумчивый, рассудительный парень. Долгим пристальным взглядом проводил он Петушкова с трибуны и сказал:
— Вот из таких вырастают настоящие люди.
Исподволь, изо дня в день формируются характеры, постепенно и незаметно складываются качества человека. И не всегда удается понять, где же корни того или иного поступка, под воздействием каких обстоятельств сложились те или иные убеждения, взгляды на жизнь. Школа, работа, семья, товарищи — каждый кладет свои «кирпичики» в фундамент человеческого характера.
...Небольшое село Сергеево под Юхновом. Вместе со сверстниками Вася Петушков после уроков бежит или на ферму, или на гумно, или в поле. И хоть не очень крепки еще мускулы, не очень широки шаги, но и снопы ребята вяжут, и сено ворошат, и солому от молотилки отбрасывают, и зерно перелопачивают.
Нелегко это для детских рук, но зато сколько тепла было в отцовском взгляде, каким удивительно вкусным был черный хлеб и холодное молоко, когда семья садилась за ужин.
Пожалуй, здесь, участвуя в постоянном, каждодневном труде односельчан, мальчик впитал в себя презрение к праздности, постоянное стремление что-то делать и делать хорошо. Это немало помогло ему, когда он пришел в ремесленное училище.
Шумные ленинградские улицы, голосистая ребятня, гулкие цехи завода, где проходили практику, — все это сначала настораживало, пугало робевшего сельского паренька. Но постепенно стало привычным и родным, как когда-то родное сельцо. И быть бы Василию Петушкову первоклассным токарем, а потом, наверное, и инженером. Ведь он удивительно быстро, на лету схватывал сложные формулы, с блеском решал алгебраические задачи, а замысловатые чертежи читал так, что удивлял преподавателей.
Но тут грянула война и грубо вмешалась в жизнь мальчугана из-под Юхнова.
Глубокой осенью училище эвакуировалось из Ленинграда. Стоял слякотный, серый сумрак. Тяжело, очень тяжело было в осажденном городе.
И все-таки он по-отцовски заботливо отправлял ремесленников, найдя для них все, что было нужно: и составы из товарных и пассажирских вагонов, и продукты на дорогу, и запасы одежды, обуви. Нашлись и теплые слова на прощание.
За какие-то пять-десять минут до отхода поезда к вокзалу прорвался фашистский стервятник и стал бомбить составы. Педагоги, мастера, работники городских организаций, пришедшие проводить ребят, бросились их спасать. Они торопливо заводили ребят в подвалы, запихивали под станционные платформы, не обращая внимания на визжащие осколки, вытаскивали то одного, то другого пацана из горящих вагонов. О себе они не думали.
Важнее всего было не дать погибнуть ребятне. Как птицы, завидя ястреба, прячут под крылья своих птенцов, так и люди, метавшиеся по платформе, делали все, чтобы уберечь ремесленников от разящих осколков вражеских бомб.
Навсегда запомнил Василий, как их старший мастер коммунист-путиловец, расстегнув свой старенький форменный китель, прикрывал им двух белоголовых пацанов и торопливо, бегом вел их в прикрытие.
Взрыв бомбы настиг их у самого входа, и мастер рухнул на ступеньки...
Немало потом приходилось видеть Петушкову в жизни, но то, как падал насмерть сраженный старший мастер, прикрывая своих питомцев, Петушков не мог забыть никогда.
Может быть, впервые тогда он всем сердцем ощутил трогательную заботу взрослых, старших о своей смене, материнскую любовь отчизны к своим маленьким сыновьям.
Он всегда вспоминал этот эпизод с какой-то щемящей болью, чувствуя за собой постоянный, волнующий долг. И возможно, когда шел спор в заводском клубе о том, как жить, Петушков думал о военном Ленинграде и о том хмуром осеннем утре...
Сверстники, да и люди постарше возрастом, работавшие с Василием Петушковым, порой удивлялись его настойчивости, рассудительности и удивительно страстному отношению к любому делу.
— Серьезности и упорства этому парню не занимать, — говорили они.
Это, однако, не мешало проявляться другим свойствам его натуры. В веселье умел он быть веселым, в горе — не терять головы. Если нужно было запеть песню, повальсировать на молодежном балу — он первый; пошутить, да так, чтобы было смешно, но никому не обидно, — опять же Петушков.