Невыживший
Шрифт:
Ему дали пожизненный срок, но впоследствии признали невменяемым и поместили в психиатрическую больницу закрытого типа. Дело о пропаже восьмилетней Кати Журавлевой было закрыто.
Шло время, и душевные раны нехотя затягивались, превращаясь в шрамы. Однако получившиеся рубцы оказались слишком серьезным испытанием для семьи Журавлевых. Спустя год после смерти Кати, когда отец уже не расставался с бутылкой, мама подала на развод. Антон Сергеевич окончательно переехал в ту самую квартиру. Изредка он брал на прогулку Настю,
Повзрослев, Настя поступила в Институт международных отношений, где познакомилась со своим будущим мужем Виктором. Его родители работали в посольстве Великобритании и, когда Настя вышла за него замуж, предложили им перебраться к ним. Вскоре молодожены уехали из России.
А через год после этого мама, не оставив прощальной записки, выбросилась из окна одиннадцатого этажа.
Настя крепко зажмурилась, так, что у нее заболели мышцы лица.
«Скажи папе, что тебе не будет скучно дома».
Эти слова Кати зазвенели в ее голове, словно колокол, и она чуть не закричала от испуга – таким отчетливым и ясным был прозвучавший голос давно умершей сестры.
– Папа, мне не скучно, – пробормотала она, смахивая слезинку. Толкнула рассохшуюся балконную дверь и вернулась на прокуренную кухню.
– Как поживает господин Роман Никольский? – разлепила она губы. – Ты что-нибудь слышал о нем, папа?
Отец заерзал на стуле, словно вопрос дочери поставил его в тупик.
– Он умер, – наконец сообщил он, чихнув. – Там, в психушке. Года два назад.
– Умер, – повторила Настя задумчиво, словно пробуя это слово на вкус. – Умер в постели, под крышей, с трехразовым питанием…
– Дочка, я не думаю, что там, где находился Никольский, были райские усло… – начал было говорить Антон Сергеевич, но она перебила его:
– Ты что, защищаешь эту мразь?
Рыхло-землистое лицо отца еще больше осунулось, тусклый свет лампы отбрасывал тени на его запавшие глаза, делая их похожими на провалы в черепе.
– Да… не так я представлял себе нашу встречу.
– И кто виноват в этом? – язвительно поинтересовалась Настя.
Журавлев помолчал немного, потом заговорил:
– Я должен тебе кое-что сказать, родная.
Настя повернулась к нему с воинственным видом.
– Понимаешь… только не психуй. И вообще, сядь. – Видя, что дочь даже не шелохнулась, он тяжело вздохнул. – Настя, по всей видимости, Никольский не виноват. По крайней мере, он не убивал Катю.
Губы женщины превратились в две сложенные ниточки.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Прости, что не говорил тебе раньше. Видишь ли, я сам узнал об этом не так давно. Уж так получилось. Просто когда мы в последний раз с тобой ви…
– Да говори ты уже! – завопила Настя. У нее был такой вид, что в следующее мгновенье она вцепится отцу в горло.
Антон
– Помнишь, в тот день у нашего подъезда компания собиралась ехать на свадьбу? – глухо спросил он.
– Конечно, помню.
– Я тогда нашел этих ребят. Никто из них не вспомнил Катю.
– Ну и что? Они были заняты приготовлением к празднику. Кто будет обращать внимание на маленькую девочку? – возразила Настя.
– Ты не поняла, – сказал отец, облизывая пересохшие губы. – Я разговаривал с фотографом. Он сказал, что был еще один человек, который снимал все это мероприятие на видеокамеру, но кассета была по какой-то причине испорчена. Я просил их найти эту кассету. Пообещал им денег. Наконец спустя несколько лет этот фотограф позвонил. Кассета нашлась. Я сдал ее в одну специализированную фирму, и пленку восстановили. Мне скинули запись на диск…
Он закашлялся, и Настя, побледнев, увидела, как из носа отца заструилась тоненькая дорожка крови.
– Что я могу сделать для тебя? – спросила она. – Вызвать врача?!
– Ерунда, – хлюпая окровавленным носом, отмахнулся Антон Сергеевич. – Сейчас пройдет… Это часто бывает в последнее время.
Он скомкал из обрывка газеты шарики, которыми заткнул ноздри.
– У меня еще работает старый компьютер. Я посмотрел эту запись, – продолжил он гнусаво. – И могу тебе сказать одно…
– Что? – Голос Насти стал сиплым, как у заядлого курильщика.
– Катя не выходила из подъезда. Во всяком случае, пока мы ее искали в ближайшие часы после пропажи.
Насте показалось, что она ослышалась.
– Что? Не выходила?! – растерянно проговорила она. – А как же… Как же резинка для волос? И…
– Видеокамера все время захватывала мой подъезд, – продолжил отец. Он говорил тяжело, с присвистом, будто с каждым новым словом поднимался на очередную ступеньку с мешком камней. – На записи было видно, как в подъезд зашли мы, все втроем – я, ты и Катя… Никаких пауз в съемке не было. Этот парень снимал все подряд, он крутился, пытаясь охватить компанию целиком, и наш подъезд попадал в кадр постоянно. Катя из него не выходила. Чуть позже вышли мы с тобой. А потом… жених и его друзья уехали.
Настя молчала, ее мозг раз за разом прокручивал слова отца, пытаясь их переварить.
– В твоем доме есть запасной выход? – задала она вопрос, но Антон Сергеевич отрицательно покачал головой.
– Тогда…
Настя с ошеломленным видом отодвинулась на шаг назад, как если бы отец был заразным.
– Тогда получается, что Катя осталась в доме? – едва слышно произнесла она. Отец старался не смотреть ей в глаза.
Она без сил опустилась на стул.
– И где же она могла быть?