Нея
Шрифт:
Дай мне увидеть! Дай мне понять! Слышишь? Оставь меня на какое-то время!
В ответ мелкой дрожью, от плеча к пальцам, зашлась левая рука.
— Ну вот, пожа…
Договорить Виктор не успел — собственный кулак припечатал его в скулу, заставляя захлебнуться словами. Затем подключилась правая, но она работала больше по корпусу: грудь-живот, грудь-живот-ребра.
Нельзя!
Виктор упал, челюстью больно оскреб какой-то валун, поднялся и, шатаясь под ударами собственных рук, двинулся вверх, к биоферме, к кратеру.
—
Туман поплыл перед глазами.
Провал опасно заглянул в него, едва не проглотил, но опрокинулся назад, ушел в сторону резко изломанной темной границей. Виктора шарахнуло о валун, развернуло. Он секунд пять, не соображая, шел обратно к городу, пока не заметил краску на камне. Не туда, Рыцев, не туда.
Руки работали без устали. Грудь-живот, по губам, в подбородок. Было странно уворачиваться от собственных кулаков, но иногда удавалось.
У биофермы стало совсем худо.
Руки повисли, и в электрических сполохах травы у водовода Виктору казалось, что он распадается на те же разряды, пляшущие по стеблям, и с болью собирается вновь. Ф-фух! — рассыпались кричащие молекулы. Ш-ш-ах! — собирались вместе, свалившись в песок у тамбурной секции. Где я? Что я? Зачем я?
— Погоди, — успел прохрипеть он. — Я же не многого прошу. Я хочу добраться до правды. До истины, понимаешь, ты? Если Неграш выпал в "мертвую" зону, открой ее и для меня. Ведь это же, черт, длится уже двадцать семь лет! Тебе ведь самой нужно… Это же где-то здесь, это отсюда все началось, если такой срок из года в год кто-то садится на поезд… Я ведь правильно думаю?
Боль поволокла его по траве, заставляя царапать лицо и выгибаться всем телом.
— Почему? — орал Виктор. — Я же по-настоящему… А Пустынников? Он же не боится искать правду, какой бы жуткой она ни была. Ты ведь поэтому?… Он — функция, отвечающая за накопление информации, но тогда я, я могу быть тем, кто эту информацию использует. Только дай мне немного времени…
Боль, будто арматурина, зашла слева в низ подбородка и проколола череп насквозь.
Виктор зарычал. Затрясся. И, скрежеща зубами, принялся медленно подниматься на ноги. А затем застыл, так до конца и не распрямившись, и раскинул руки в стороны.
— Отпусти меня! Дай мне найти его!
Волна красноватых отблесков прокатилась мимо.
Электричество пощелкало, и стало тихо. Боль пропала. Виктор опустился на колени, цепляясь пальцами за рыжие травяные космы.
Может, подумал, я сейчас с ними и разговаривал.
— С-сука! Тварь! Зараза! А сразу бы так?
Не замечая, как слезы текут по щекам, он кое-как встал. Куда? Куда смотреть? Идти к кратеру?
— Хорошо, — прошептал он, — хорошо.
Пошатываясь и скалясь от внезапно вспыхивающей дрожи в ногах, он добрался до места, где любил сидеть Василь.
Чаша кратера распахнуласть высохшим темным озером, усеянным льдистыми шипами. Все также ходили
Пики, наклоненные многогранные фигуры. Парк гротескных скульптур.
Модуль станции Виктор заметил, переведя взгляд левее и ближе к краю, и совершенно не удивился. Серо-стальной овал прятался за пересекающимися шипами. И к нему, оказывается, с площадки, открывшейся чуть ниже кромки, вели тонкие полоски рельсов. Белела кабинка. На ней можно было спуститься.
Виктор шагнул к ступенькам на площадку.
Что-то мягко остановило его, невидимое, теплое, как ветер из провала. Зазвенело, запело в ушах уже слышанное здесь, в Кратове.
О тиан-тиэттин. Таенни. Таенни кэох.
— Я вернусь, — сказал Виктор. — Я обещаю. Я найду Неграша и вернусь.
Он шагнул вниз. Больше его не задерживали.
Площадка была заметена песком. Виктор, раскидывая его носками туфель, выкопал сморщенный, высохший плод пумпыха. Не Неграша ли?
В кабинке не было двери — был овальный проем. Внутри по периметру шли сиденья с промежутком, оконтуренным сдвижной боковой створкой. Перед лобовым стеклом темнела панель с индикаторами питания и кнопками пуска и остановки. Виктор нажал и ту, и другую. Ничего не случилось. Двадцать семь лет, ребята, двадцать семь лет, глупо полагать, будто генератор еще жив…
Он облокотился о панель, глядя в не полную черноту кратера.
Если кабинка наверху, то Неграш, получается, не спускался? И люди со станции… Если это "мертвая" зона… Они тогда не поднимались?
Виктор все еще думал осторожно, каждую секунду ожидая наказания, хотя уже чувствовал непривычную пустоту в голове.
Свобода.
У слова был вязкий привкус. Не верилось. Кроме того, у него было дело, обещание. Увы, никаких сладости и упоения. Даже мутило слегка.
Виктор вышел из кабинки, раскопал в песке второй рельс и понял, что кабинок было две. То есть, вторая, судя по всему, находилась сейчас внизу.
Это уже лучше. Этакие монорельсовые вагончики. У такой техники наверняка есть система аварийного ручного управления. Должна быть.
Он вернулся в кабинку, и сбоку от панели тут же обнаружил маховик с ручкой. Маховик провернулся с усилием, что-то под полом звякнуло, стенки дрогнули. Виктор закрутил ручку не останавливаясь, и кабина со скрипом поплыла вниз по тонкой нитке рельса.
Стенки кратера пошли вверх. Волокнистое небо выгнулось, накрыло будто крышкой. Стало темнее. То ли дымка, то ли изморось повисла в воздухе. Медленно проявлялись и утягивались за спину каменные шипы. Какие-то были сколоты, какие-то заострены. Один раз навис монструозный экземпляр, выгнутый, как ребро древнего земного динозавра. Льдисто блеснули грани.