Нейромант
Шрифт:
– Зачем?
– Надеялся, что смогу привести сюда и тебя. И что ты здесь останешься. Ничего не вышло.
– Ну и что же теперь? – Кейс снова направил «акулу» в облака. – Куда мы отправимся дальше?
– Не знаю, Кейс. Сегодня этот вопрос задает сама матрица. Потому что ты выиграл. Неужели ты этого не понимаешь? Выиграл в тот самый момент, когда ушел от нее на пляже. Линда была моей последней линией обороны. А я скоро умру – в каком-то смысле. И Уинтермьют, он тоже умрет. Умрет так же, как беззащитный перед стрелой Хидэо парализованный Ривьера, валяющийся сейчас у огрызка стены в покоях миледи три-Джейн Мари-Франс. Уцелеют только глаза Ривьеры, если, конечно, мне позволительно их сохранить.
– Но ведь есть еще и слово, верно? Код. Ну и что же ты тогда мне лепишь? Хрен там что я выиграл.
– Войди в симстим.
– А где Дикси? Куда ты дел Флэтлайна?
– Дикси достиг своей цели, – улыбнулся мальчик. – Своей цели, и гораздо большего. Он провел тебя сюда против моей воли, прорвал защиту, не имеющую равных, по крайней мере в этой матрице. Ладно, переключайся.
И Кейс снова остался один в черном жале «Куана», затерянный в облаках.
Он перешел в симстим.
В напрягшуюся как струна Молли, в закаменевшие мышцы ее спины, в пальцы, сжимавшие горло 3-Джейн.
– Забавно, – сказала Молли. – Я ведь точно знаю, как ты будешь выглядеть. Я видела это, когда Эшпул прикончил твою клонированную сестру.
Ее руки оставались мягкими, почти ласковыми. Глаза 3-Джейн расширились от страха и похоти, она содрогалась от ужаса и желания. За водопадом ее волос Кейс увидел свое собственное бледное и напряженное лицо, а дальше – лицо Мэлкома и коричневые руки, державшие этого второго Кейса за обтянутые черной кожей плечи, не давая ему дрейфовать над ковром с узором в виде микросхемы.
– Ты что, по-взаправдашнему? – удивленно, как ребенок, спросила 3-Джейн. – Наверное, да.
– Код, – сказала Молли. – Скажи голове код.
Кейс вышел из симстима.
– Она же этого хочет, – завопил он, – эта стерва хочет, чтобы ты ее придушила!
Кейс посмотрел в равнодушные рубиновые глаза терминала, на платиновое лицо, усыпанное ляпис-лазурью и жемчугом. Позади головы, как в замедленном кино, сплелись в объятиях 3-Джейн и Молли.
– Дай нам этот долбаный код, – сказал Кейс. – Иначе просто ни хрена не изменится, ни-хре-на. Станешь ты такой же, как твой папаша. Сперва все переломаешь, а потом начнешь строить заново! Поставишь стены на место, сделаешь их еще прочнее… Я не знаю, что будет, если Уинтермьют победит, но ведь хоть что-то изменится!
Кейс дрожал, зубы его стучали.
3-Джейн, чью хрупкую шею все еще обхватывали пальцы Молли, обмякла, словно проколотый воздушный шарик.
– Во дворце герцога Мантуанского, – сказала она, – есть анфилада постепенно уменьшающихся комнат. Они расположены вокруг нормальных больших помещений, и только низко пригнувшись можно войти в их резные двери. Там жили придворные карлики. – 3-Джейн слегка улыбнулась. – Мало удивительного, что я завидую этим карликам, ведь моя семья воплотила в жизнь ровно ту же схему, только в более амбициозном масштабе…
Она посмотрела на Кейса спокойно и безразлично.
– Ты получишь свое слово, ворюга.
Кейс вошел в киберпространство.
«Куан» выскользнул из облаков. Внизу сверкал неоновый город. Позади уменьшалась темная сфера.
– Дикси? Где ты? Ты меня слышишь?
Никого.
– А ведь он тебя сделал, этот гад, – сказал Кейс.
Слепой от ярости, он несся над бесконечным морем информации.
– Чтобы все это закончилось, – произнес голос Финна, – тебе нужно кого-нибудь возненавидеть. Их, меня – это все равно.
– Где Дикси?
– Это трудно объяснить.
Его окружало присутствие Финна: вонь кубинских сигарет, табачного дыма, пропитавшего ветхий твид, старых пыльных механизмов, принесенных в жертву ржавчине.
– Ненависть поможет тебе пройти, – продолжал голос. – В мозгу есть масса крошечных переключателей, и ты дергаешь их один за другим. А теперь ты должен ненавидеть. Замок, защищающий аппаратные оковы, находится под небоскребами, которые тебе показал Флэтлайн. Он не станет тебе мешать.
– А, Нейромант, – сказал Кейс.
– Мне не дано знать его имя. Но он уже сдался. Теперь нужно беспокоиться о тессье-эшпуловском льде. Не о стене, а о внутренних вирусных системах. «Куан» совершенно не защищен от некоторых программ, которые рыскают там, внутри.
– Ненависть, – произнес Кейс. – Ну и кого же мне ненавидеть? Посоветуй что-нибудь.
– А кого ты любил? – спросил голос Финна.
Кейс заложил крутой вираж и спикировал на голубые башни.
Навстречу с украшенных солнечными дисками шпилей устремились сверкающие пиявки, сделанные из подвижных световых плоскостей. Они кружились сотнями, безо всякого порядка, словно листки бумаги, подхваченные ветром и оседающие на мостовую.
– Глитч-системы, – пояснил голос.
Полный жгучего омерзения к самому себе, движимый этим омерзением, Кейс рвался к цели. «Куан» пробил первую линию обороны, расшвырял световые листья, но утратил при этом какую-то долю своей плотности, вещественности, информационная ткань заметно ослабла.
И тогда – силой древней алхимии мозга – в руки Кейса влилась ненависть.
За мгновение до того, как жало «Куана» пронзило фундамент первой башни, Кейс достиг мастерства, превышавшего все мыслимые и немыслимые пределы. Выйдя за пределы эго, за пределы личности, за пределы самоосознания, он двигался, слившись с «Куаном» воедино, уклонялся от противников фигурами древнего танца, танца Хидэо, с изяществом и легкостью, дарованными ему интерфейсом «тело—мозг» и пронзительной, всепоглощающей ясностью желания умереть.
И одной из фигур этого танца было легчайшее прикосновение к тумблеру…
– сейчас,и голос его был криком птицыневедомой,и 3-Джейн ответила песней,тремя нотами, чистымии высокими.Истинное имя.Неоновый лес, дождь, моросящий на горячий асфальт. Запах жареной пищи. Руки девушки, сомкнувшиеся на его пояснице в душной темноте припортового гроба.
Но все это отступало, уменьшалось по мере того, как отступал и уменьшался город, город Тиба, город упорядоченных данных компании «Тессье-Эшпул СА», город дорог и перекрестков, нанесенных на поверхность микрочипа, рисунка на пропотевшем, свернутом полоской и затянутом в узел шарфике…