Незабитый гол

Тихомиров Олег

— Чего бояться? — сказал кто-то из второй сборной. — Выходи, не позорься. Пусть лучше Леха станет.

И еще кто-то из игроков «Стрелы-2» заметил:

— Вот выиграем, физрук всю вашу сборную перетрясет.

Выиграем!

«А ведь точно, можем выиграть», — подумал Булочкин. До победы несколько шагов. Один короткий разбег. Нужно ударить, как обычно бил

он на тренировках, чтобы мяч, просвистев, вошел в ворота. Куда бить — к левой штанге или к правой?

Он опять взглянул на вратаря.

«Улыбается. Думает, боюсь его. Думает, промажу. А если, верно, промазать? Два — два с первой сборной тоже неплохо. И Шурыга тогда ничего не сделает. «Ладно, — скажет, — живи, Булка. Я добрый». И ухмыльнется. Разве лишь щелчка влепит — так, для порядка».

Судья дал свисток. Костя разбежался.

«Черт с ним! Пусть улыбается. Будь что будет. На! Получай». — Он ненавидел эту улыбочку. Как хотелось бы попасть мячом в это смеющееся лицо. Что толку. Шурыга протянет руки — и мяч отбит. Нужно бить наверняка рядом со штангой.

Он ударил. Мяч прошел мимо ворот.

— Мазила! — услышал Булочкин.

И Жора тоже смотрел на него с укором. «Думают, я струсил. Нарочно не забил», — с ужасом подумал Костя. И сердце его застучало, как бешеное: «Я не трус, не трус…» Шурыга все еще стоял в воротах, улыбался.

— Теперь становись, — сказал он Лехе, — минута осталась. — И Косте: — Не горюй, Булочка, все в порядке.

После игры они встретились возле умывальников. Шурыга подошел к Булочкину, который подставлял разгоряченное лицо под струйку холодной воды, и произнес с ухмылочкой:

— Выносим благодарность за отлично пробитый пенальти. — Он даже протянул руку.

Но рука так и повисла в воздухе.

Булочкин не отошел в сторону, не потупился. Он смотрел прямо на Шурыгу, и в лице его не было ничего жалкого и смешного.

Все

это очень не понравилось Витьке. Он кивнул коротко и привычно:

— Ладно, вали отсюда.

Рядом были свободные умывальники. Но Шурыге хотелось лишний раз унизить Булочкина, поставить его на «свое место».

— И побыстрее, мне некогда.

Булочкин стер с носа капельку воды, но не сдвинулся с места.

— Ну! — угрожающе произнес Шурыга. Глаза его зло заблестели, сузились. — Проваливай, слышишь. — Он шагнул вперед.

Сердце у Булочкина, казалось, выпрыгнет наружу. Он понял: или он сейчас уступит и останется прежним — покорным и трусливым, или он должен сделать что-то отчаянно невероятное. Шурыга стоял совсем близко перед ним — упругий, сильный, жестокий.

Костя набрал в себя побольше воздуха, словно собирался нырнуть глубоко в воду, и выдохнул:

— Не боюсь я тебя, понял?

— Не боюсь я тебя, понял? — выдохнул Костя.

— Что? — изогнул бровь Шурыга. — А это видел? — Он сжал кулак и отвел руку назад, ожидая увидеть страх и смятение на лице Булочкина.

Тут-то и произошло невероятное.

Булочкин ударил первым.

— Ах так!.. Да я тебя… — прошипел Шурыга.

Что-что, а драться он умел. Прямым жестким ударом от двинул Булочкина по скуле. Тот пошатнулся, и Шурыга в этот момент дал ему хорошего «крюка» под глаз.

Подоспевший Жора разнял левого крайнего и вратаря.

Глаз у Булочкина заплыл. Но Костя не чувствовал боли. Удивительная легкость наполняла его. Так случалось, когда он забивал гол. Костя не понимал: почему и откуда у него теперь эта легкость? Не забил он мяча. Промазал.

А было так легко.