Неземная девочка

Лобановская Ирина Игоревна

Борька врал легко и быстро и уверял, что самый легкий характер — у циников, самый невыносимый — у идеалистов, а порок очень часто — всего лишь доведенная до крайности добродетель.

Его первый инфаркт стал неожиданностью для всех, кроме Нины. Она давно приготовилась к чему-то подобному. И когда ей позвонил Алексей Демьянович, тотчас бросилась в Битцу. Хорошо, что ее вызовы в тот день уже закончились.

Нина влетела в квартиру Акселевичей собранная и сосредоточенная. Ворвалась в комнату Бориса. Он посмотрел на нее насмешливо:

— Шурупыч, а ты, оказывается, умеешь оченно быстро бегать!

— Заткнись! — посоветовала ему Нина. Остальные Акселевичи топтались в дверях, подавленные и растерянные, не сводя с Нины испуганных глаз.

Через несколько минут Нина вызвала «скорую», договорилась с приехавшим

врачом и повезла Бориса в больницу, откуда он благополучно вскоре сбежал. Но второй инфаркт, сразивший Бориса через полгода после первого, испугал даже его самого.

Нина дежурила тогда в больнице почти неделю, пока не миновала серьезная опасность. Звонила Зиночка и, плача в трубку, выспрашивала обо всем Тамару Дмитриевну. Обрывали телефон Марьяшка, Маргаритка и Дуся. Трезвонили и приятели.

— Позже! — всем сурово отвечала Нина. — Немного позже! Через два-три дня. Еще говорить сложно…

Старшие Акселевичи сидели внизу. Все трое. Потерянные, жалкие, сгорбившиеся… Порывался приехать Алексей, но служба не позволила. Наконец Борису стало получше.

— Шурупыч, а вот что я тебе расскажу… — пробормотал он белыми губами. — Лежу я тут вчера без тебя… Ты игде обреталась-то ввечеру? Вокруг все бормочут: «Микроинфаркт да микроинфаркт…» И вдруг приходит ко мне девчушка лет шестнадцати — тонкая, трепетная, в белом халатике — из медучилища, наверное, подосланная. И показывает мне зарядку — руку поднять, ногу поднять. Так приятно… Ишь ты подишь ты… Я даже выписываться пока повременю, решил тут ишшо поваляться под ее нежным руководством. Пошляк Ленька успел даже шуткануть по сему поводу: «Она тебе показывает, как руки-ноги поднимать, а у тебя кое-что другое поднимается!» Он вчерась звонил.

— Замолчи, Боб, — прошептала Нина. — Микроинфаркт — это тоже инфаркт… А у тебя уже второй…

— Нынче один миллионер, больной раком в четвертой стадии, ищет через Интернет благотворительные организации, в том числе и в России, — продолжал Борька. — Какие-то уже нашел, но продолжает искать. Спешит: жить ему, по прогнозам врачей, осталось меньше года, спасти его нельзя. Но по интонации его обращений видно: человек спокоен, готов к встрече с Богом, а свои миллионы хочет отдать детским домам и приютам. Вот пример — понял наконец человек правду о земных богатствах! Правда, только тогда, когда ему поставили страшный диагноз, от которого никакие миллионы не спасут. У меня нет миллионов, и мне нечего искать. — Он хмыкнул. — Так что мой пример неудачен, хотя последовать бы хотелось. Вот тебе и вот… Скажи, Шурупыч, а ты действительно уверена, что я… что мне… ну, в общем, пора готовиться к этой встрече на Небесах?…

— Я не говорила ничего подобного! — возмутилась Нина.

— Врать плохо, а плохо врать — ишшо хуже, — пробормотал Борис. — У тебя все всегда на лице написано… Знаешь, какой главный недостаток мужчин? Рационализм! Есть такая маза. Женщина больше доверяет интуиции, а мужчина везде сперва ищет разумное объяснение. А возможно, было бы лучше, ежели бы он с самого начала пуще доверял чувству, а не логике — в жизни это нередко оказывается правильнее. Давление, сердце, сосуды… Ха! Я не врач, но и вы ничего не знаете наверняка. Пардон… Вот взять вас, докторов… Да ведь дальше хирургии вы никуда не идете! Да и там… Разрежете — тогда и увидите! Выдумываете новые лекарства, но совершенно забываете, что из тысячи организмов нет двух сколько-нибудь похожих по составу крови, работе сердца, наследственности и другим разностям. И давно всем известно, что ежели человеку дать чистой воды да уверить его хорошенько, будто он выпил сильное лекарство, то он выздоровеет.

— Не каждый, — сказала Нина. — Какое у тебя утром было давление?

Она устала, говорить ей не хотелось, сейчас бы лечь и уснуть, можно прямо на полу, но оставлять Борьку надолго Нина боялась. В поликлинике она с великим трудом договорилась о внеочередном отпуске, пригрозив уволиться, если не дадут. Угроза помогла.

Борис хмыкнул:

— Почти каждый… Между прочим, сила воли часто помогает лучше всех лекарств. И любой человек — он новый, иной, совершенно отличный от рядом живущего. Посему от одной и той же болезни Ивана следует лечить иначе, чем Петра. А вы как думаете и лечите? У вас Иван и Петр, страдающие одной и той же болезнью, сливаются в одно собирательное лицо пациента —

одни и те же таблетки, одни и те же микстуры… А ежели не помогло… Я не Бог, наконец, говорите вы себе и тем себя успокаиваете. Я принял все меры. Но что сделаешь против природы? И все люди смертны… У вас все всегда четко и ясно: при переломах — гипс, при гриппе — теплые носки и горчичники. А там — как гипс ляжет…

— Угу, — согласилась Нина. — А от гипертонии — анальгин. Ты не ответил на мой вопрос.

— Плевать мне на давление! Не волновайся! — проворчал Борис. — Все равно вы, медики, всегда и всюду опаздываете. Рекорд опоздания врача известен: пока он доехал, больной уже выздоровел. Сие оптимистическая точка зрения. Пессимистическая — больной уже умер. У тебя голова, и у меня голова… Но мыслят, воспринимают, понимают они по-разному. У тебя задница, и у меня тоже. Но твоя, пардон, больше моей. Все внутренние органы слаженно работают в одном организме, а в другом — все по-иному. Только у мертвых они одинаково молчат. И все должны стать сами себе режиссерами. Что касается наших врачей, то обучают их такими дремучими методами, что ни один из наших медиков не применяет индивидуальный подход к больному.

— Ты решил разобраться с медициной? — Нина с трудом удерживала слипающиеся веки.

— Предположим… А чем ишшо заниматься в больнице? И болезнь бывает даже полезна. Когда позволяет уклониться от неприятностей и дает возможность поразмышлять. Врач и проститутка — примерно одно и то же: и тот и другая, приняв клиента, тотчас о нем забывают. О какой врачебной совести, человечности можно нынче говорить? Вот тебе два примера. Когда-то очень давно моя мать позвонила в поликлинику и сказала, что ребенок кашляет. Это я. Педиатр бежала от Филатовской по Тверской, зная, что кашель у грудного — верная пневмония. А недавно летом, в жару, иду к метро. Вижу: небольшая группа женщин стоит кружком, суетится, волнуется. Подошел. Молодую женщину посадили на ящик из-под фруктов, а она и сидеть не может, падает, белая вся, ее поддерживают с четырех сторон. Вспоминаю, есть у меня ампула с нашатырем — на всякий случай. Вот он и представился! Разломил неудачно — порезал пальцы, потекла кровь. Но женщина понюхала и пришла в сознание. Бормочет: «Беременная я!» А в это время сквозь уже большую толпу женщин просовывается голова. Вижу, это голова моей соседки по подъезду. Обрадовался: сейчас подскажет, что нам делать дальше. А она просто дальше пошла. Эта дама — бывший главный врач больницы №… Номер называть не буду. Недавно ушла на пенсию, потому что родилась внучка. Не врач и не человек. Ошибся на ней Гиппократ!

— Примеров можно нарыть кучу! Как тех, так и других! Доказательства есть любые! — обозлилась Нина. — И тебе сейчас лучше делать то, что велят!

— Доктора такого навелят… Есть два разных типа врачей, — никак не желал уняться Борька. — Один говорит с пациентом вот так: «Сейчас я вам сделаю наркоз. В два приема. Основной прием — спецнаркоз, он идет непосредственно в надкостницу. Посмотрите на рентгене — вот эта линия, по ней я буду делать потом надрез. Вот этот лоскут отогнем и отсюда будем вырезать зуб. Еще посмотрите: он у вас смотрит в сторону, не вырос до конца, вот это корни, а это верхушка. И тут — видите? — отвалился кусочек. А укол пойдет под десну — во-от сюда, поняли?» И другой. Копается у меня во рту, а я спрашиваю: «Так что по поводу десны-то?» А она: «Вы давайте не вмешивайтесь — это не ваше дело! Я работаю, а вы мне разговорами мешаете! Так что, пожалуйста, помолчите». Я прямо взвился: «Как так не мое дело?! Это же моя десна!» А она с таким откровенным возмущением и удивлением на подобный выпад: «Простите, а вы что — врач? Врач — я! Я знаю, что мне делать, а вот вы этого не понимаете, и потому никаких объяснений мне давать вам незачем!»

Нина вздохнула. Пусть говорит…

За окном по-младенчески отчаянно плакала дворовая кошка.

Глава 18

В последнее лето жизни Бориса бывшие одноклассники отправились на дачу к Надежде Сергеевне. Ее незаметный муж купил полдома в ближнем Подмосковье. На поездку всех подбила, конечно, Нина. Они тогда в последний раз собрались всем классом вместе…

Они все уже давно стали дипломированными специалистами, у большинства сложились семьи, родились дети, и Надежда искренне обрадовалась, увидев их, веселых и красивых.