Нежданная любовь
Шрифт:
Последовало молчание. Мистер Хендред, на которого это замечание явно произвело сильное впечатление, сидел, созерцая сцену, невидимую его компаньонам. Под любопытным взглядом Венеции его тонкие губы скривились в подобии улыбки, а на щеках обозначились две впадины. Мистер Хендред наслаждался своими мыслями, слишком личными, чтобы делиться ими с собеседниками. Пробудившись от грез, он с неодобрением посмотрел на Венецию и Деймрела и заявил, что сегодня вечером больше не способен обсуждать дела. После этого мистер Хендред спросил племянницу, намерена ли она
Это предоставило Венеции возможность, которой она дожидалась.
— Нет, дорогой сэр, — сказала она. — Сегодня я больше не проеду ни одного ярда, и, должна признаться, вы тоже! Не сердитесь, но я велела Имберу отправить ваш фаэтон в «Красный лев». Вы ведь всегда отправляете кучеров в гостиницу, а у нас… я имею в виду, у Деймрела так мало прислуги, что кучеров едва ли удастся разместить, не создавая ей работы, которую не хватит времени выполнить! Слуга Деймрела, очень достойный человек, позаботится о вашей комнате и ваших вещах. Я попросила его найти ароматические свечи, которые вы всегда зажигаете, когда у вас болит голова, а он сказал, что приготовит вам ячменный отвар на ночь.
Программа была настолько привлекательной, что мистер Хендред подчинился, предупредив хозяина дома, что это не означает согласия на брак, который он не одобряет и которому не намерен способствовать.
Приняв это угрожающее заявление с полным спокойствием, Деймрел вызвал Марстона, позвонив в колокольчик. В этот момент Обри, приехав на конюшенный двор и войдя в дом через боковую дверь, появился в комнате.
— А я-то думал, Джеспер, с кем вы разговариваете! — удивленно воскликнул он. — Здравствуйте, сэр. Как поживаешь, дорогая? Рад, что ты приехала, — я по тебе скучал.
Обри, хромая, подошел к Венеции, которая обняла брата, тронутая его словами.
— Ты не знаешь, как я по тебе скучала!
— Ну и глупо! — усмехнулся Обри. — Почему ты не написала, что приезжаешь? Кстати, что привело тебя сюда?
— Я скажу вам, что привело сюда вашу сестру! — вмешался мистер Хендред. — Вы уже достаточно взрослый, чтобы здраво судить о таких вещах, и мне говорили, что у вас отличная голова! Возможно, Венеция больше прислушается к вам, чем ко мне. Знайте, молодой человек, что она заявила о своем намерении принять предложение лорда Деймрела!
— Вот и отлично! — просиял Обри. — Я надеялся на это, дорогая! Джеспер самый подходящий муж для тебя! К тому же он мне нравится. Я смогу проводить с вами каникулы, а ты знаешь, что я всегда терпеть не мог Эдуарда. Кстати, он докучал тебе в Лондоне?
— И это все, что вы можете сказать, юноша? — сердито осведомился мистер Хендред. — Вы хотите, чтобы ваша сестра вышла замуж за человека с такой репутацией, как у лорда Деймрела?
— Да я уже давно ей это советовал! Я никогда не обращал внимания на сплетни о репутации Джеспера, и если ее это не заботит, так почему должно заботить меня?
— Полагаю, — с горечью произнес мистер Хендред, — подобного отношения следовало
Обри выглядел ошеломленным.
— Что она вам наговорила, сэр? — спросил он. — Если Венеция рассказывала скабрезные истории, то она, очевидно, слышала их от Джеспера, так как Эдуард ни за что не стал бы делиться ими с ней, а я их просто не знаю!
— «Царь Эдип», тупица! — подсказал Деймрел.
— «Царь Эдип»? Не припоминаю, чтобы я рассказывал его Венеции, хотя это вполне возможно. Но применять такие эпитеты, как «аморальный» и «неприличный», в отношении творений Софокла… Такого я не слышал даже от Эдуарда!
В этот момент заговорил Марстон, уже некоторое время стоящий на пороге:
— Вы звонили, милорд?
— Да, — ответил Деймрел. — Проводи мистера Хендреда в его комнату. Если вам что-нибудь понадобится, сэр, обращайтесь к Марстону — я еще ни разу не видел, чтобы он оказался в затруднении.
Ворчливо пожелав всей компании доброй ночи, мистер Хендред позволил увести себя из комнаты.
— Марстон! — окликнул слугу Деймрел, когда тот собирался последовать за своим сердитым подопечным.
Марстон остановился:
— Милорд?
Деймрел широко усмехнулся:
— Пожелай мне счастья!
Бесстрастное лицо Марстона смягчилось.
— С радостью желаю счастья вам обоим, милорд. Если вы будете счастливы, то кое-кто еще тоже.
— Господи, я ведь также должен пожелать вам счастья! — воскликнул Обри, когда дверь закрылась за слугой. — Но мне незачем это говорить — вы и так все знаете! Ну, пожалуй, я тоже пойду к себе! Ужасно хочу спать!
— Подожди, Обри! — взмолилась Венеция. — Я должна кое-что тебе сообщить. Надеюсь, тебя это не огорчит. Два дня назад я узнала, что мама… не умерла, как мы считали.
— Я и так это знаю, — ответил Обри. — Конечно, меня это не огорчает, глупышка! Почему я должен огорчаться?
— Обри! — ахнула Венеция. — Значит, папа рассказал тебе?..
— Не папа, а Конуэй.
— Конуэй? Когда?
— Когда он в последний раз приезжал домой — перед отъездом в Бельгию. Он сказал, что я должен это знать на случай, если его убьют.
— Ну и ну! — возмутилась Венеция. — Если он рассказал об этом четырнадцатилетнему мальчику, то почему не сообщил мне?
— Не знаю. Очевидно, он считал, что папа рассердился бы, если бы узнал, что тебе об этом известно. Как бы то ни было, Конуэй велел мне ничего тебе не говорить.
— Но ты мог рассказать мне позже — после смерти папы! Почему ты молчал?
— Вероятно, потому что я об этом не думал, — ответил он. — Чего ради это должно меня интересовать? Если бы я знал маму — тогда другое дело, но как можно интересоваться тем, что происходило, когда тебе было всего несколько месяцев? — Обри зевнул. — Господи, как же мне хочется спать! Доброй ночи, дорогая! Доброй ночи, Джеспер!
Он вышел, прихрамывая, а Венеция, обернувшись, увидела, что ее возлюбленный насмешливо ей улыбается.