Нежданно-негаданно (сборник)
Шрифт:
— Сэм, я ухожу от тебя. Сил моих нет глядеть на все это.
— Нет, Руфь, ты меня не бросишь. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Лучше я брошу эпиграфику. Теперь, когда я расшифровал скифский алфавит, я завершил труд, начатый пятнадцать лет назад. Хватит с меня древних надписей. Что ты скажешь на это, моя дорогая?
— Сэм, этот лысый мошенник прикарманит твой рецепт и заработает на нем пять миллионов долларов, а мы с тобой и гроша ломаного не получим. Ты ведь даже не знаешь его имени.
На лице у гостя появилось
— Мадам, меня зовут Чак Бредфорд, — ласково произнес он. — Я не собираюсь красть рецепт вашего супруга. Напротив, я хочу ему помочь. В таких делах необходимо коллективное мышление. Вместе с ним мы…
— Вместе? Как бы не так! Я вам не позволю заработать миллион долларов на нашей идее!
— Я уже знаю рецепт.
— Тогда возьмите заодно и гранки, — сказал Сэм. — Но они еще будут мне нужны.
— Только взгляну на способ приготовления, — сказал Чак и принялся лихорадочно списывать рецепт в записную книжку. Затем, отбросив всякий стыд, он схватил бутылку" с эликсиром — и был таков.
Всю следующую неделю Руфь не выходила из дому, не включала радио и не смотрела телевизор. От рекламы нигде не было спасения. "Шевелюра" гарантирует шевелюру! Не просто чуть больше волос! Не просто чуть меньше лысины! Те же волосы, что росли у вас когда-то! Волосы вашей ослепительной юности!"
К концу недели от "Шевелюры" пришел чек на тысячу долларов. Руфь изодрала бы его в мелкие клочки, но теперь у нее уже не было сомнений, что скоро и впрямь появится маленький, и это ее остановило.
— Вот она, наша доля от эликсирных барышей, — плакала она, размахивая чеком под самым носом у Сэма.
— Вполне приличная сумма, — отвечал довольный Сэм.
— Ты — невозможный человек. Да знаешь ли ты, сколько они заработали на этом деле?
— Меня не интересуют чужие заработки.
— Ну попадись мне только этот Чак Бредфорд, — сказала Руфь, скрипнув зубами, — уж я ему…
В дверь позвонили. Вошел Чак.
— Не надо, Руфь, — попросил Сэм, — боюсь, он этого не вынесет. Он похож на… — Сэм замялся, подбирая слова.
Чак и в самом деле выглядел ужасно. Вновь отросшие волосы жалко свисали на его замученное и осунувшееся лицо.
— …На паршивого побитого пса, — докончила вместо мужа Руфь. — Ну и нервы же у вас, Чак Бредфорд! Сначала вы нас обжулили, а теперь набрались наглости и заявились в гости?!
— Нервы? — простонал Чак. Он упал на стул и обхватил голову руками. — У меня больше нет нервов. Они полопались от перенапряжения. Сэм, со времени Нерона мир не знал таких ужасов.
— О чем вы толкуете? — подозрительно спросила Руфь.
— Не притворяйтесь! Вы были с ним заодно.
— В чем дело?
— Нечего, нечего, — сказал Чак, — вы меня впутали в эту историю, вы и выпутывайте.
— Неполадки с эликсиром? — спросил Сэм с еще более кротким, чем обычно, видом.
— Провалиться мне на этом месте, если это не так.
— Этого я опасался.
— В чем дело? — повторила Руфь. — Никогда мне ничего не рассказывают. Ваши волосы, Чак, в полном порядке.
— Да, мои-то волосы, черт бы их драл, в порядке, — простонал Чак. — Я рву их целыми прядями, а они отрастают заново. У всех, кто пил из бутылки Сэма, отросли волосы. Столько волос, сколько душе угодно. И ничего с ними не делается. Беда в другом.
— Ближе к делу, — потребовала Руфь, — выкладывайте, что там у вас?
— Мы не потеряли даром ни одной секунды, — продолжал Чак, не обращая на нее внимания, — через несколько часов производство закрутилось на полную катушку. Не дней, слышите, а часов! Упаковка, реклама — все шло как по маслу. А как раскупали этот эликсир! О, как его раскупали! В магазинах, аптеках, супермаркетах, в уличных киосках, у продавцов сосисок, всюду. Догадайтесь, чем же все кончилось?
— Чем? — взвизгнула Руфь.
— В первую неделю волосы отрастают, а затем выпадают начисто. И не только новые волосы, но и старые тоже. Вот что я вам скажу: если не принять срочных мер, то скоро нельзя будет отличить Бродвей от бильярдного стола. А теперь угадайте, кого в этом обвиняют? Меня! Слышите, меня!
Руфь хохотала, пока у нее из глаз не потекли слезы.
— Сэм, вы обязаны мне помочь, — продолжал Чак, ухватив его за лацканы пиджака. — Это ваш долг. Чего вы намешали в свое снадобье, кроме того, что в рецепте?
— Ничего, — отвечал Сэм, деликатно высвобождая лацканы. — Абсолютно ничего. Только то, что написано. Кобылье молоко, моли и белое вино.
— Так почему после вашего снадобья волосы отрастают, а после нашего — выпадают?
— Суть не в том, из чего вы делаете, — заметил Сэм, — а как вы делаете. Очевидно, у вас неверная технология.
— Но мы в точности следовали рецепту, Сэм. В точности.
— В том-то и беда. У вас неверный рецепт.
— Ах, так вы нарочно подсунули нам фальшивый рецепт?
— Ну, вот еще! — возмутился Сэм. — Если я что-то делаю, то делаю, как надо. Мой покойный папочка всегда говорил: сынок, коли уж берешься за дело, так делай на совесть.
— Это прямо пытка какая-то, — застонал Чак, — лучше уж загоняйте мне под ногти иголки. Так и знайте, если вы немедленно не объяснитесь, я выброшусь в окно.
— В рукописи, которую я отослал в эпиграфический журнал, ошибок не было. Но в гранках была опечатка. Я тут ни при чем.
— О боже, а ведь я пришел к вам просто от отчаяния, — сказал Чак, — у меня и в мыслях не было, что вам известно, в чем дело. Наши химики работают день и ночь. В ближайшие год-два они, вероятно, во всем разберутся, но мы не можем ждать. Я не могу ждать так долго. Меня линчуют. Сэм, где опечатка?