Неживая вода
Шрифт:
Оставив в купе ругающегося на чем свет стоит Эрнеста, Игнат кинулся к проводнику. Ведь возможно, они еще были здесь. Возможно, их переселили в другой вагон. Но последняя надежда испарилась сразу после ответа проводника.
— Дед с внучкой? — переспросил он. — Да они сошли еще на прошлой станции.
И добавил, усмехнувшись:
— Тебе, никак, девица приглянулась, а адреса не спросил?
— Воры это, дяденька, — упавшим голосом ответил Игнат. — Воры…
И прислонился горячим лбом к засаленной панели вагона.
Колеса
4
— Ты черную кошку ударил. Быть беде.
Голос у юродивой попрошайки оказался гнусавым, плаксивым. Из-под низко надвинутого платка настороженно поблескивали влажные пуговки глаз.
— Откуда… знаешь? — через силу вытолкнул Игнат. Слова дались с трудом, воздух задрожал и начал уплотняться, забивая ему легкие.
Юродивая потопталась рядом, тронула за плечо сухой птичьей лапкой.
— А вот она, шерсть кошачья!
В цепких пальцах остался витой черный волос Лели.
— Хочешь беду отвести, — снова загнусавила попрошайка, — брось волос в огонь. На весеннее равноденствие надо от всего старого избавляться.
Игнат медленно поднялся со скамьи медленно, словно лунатик.
— Откуда про черную кошку знаешь? — холодея, повторил он. — Кто они?
Юродивая опасливо отступила.
— Грядет беда, — забормотала она и состроила плаксивую гримасу. — Черная кошка дорогу перешла, тьму накликала. А в твою душу тьме нетрудно попасть. Вот он, разлом.
Скрюченный палец прочертил в воздухе вертикальную борозду, и спина Игната отозвалась саднящей болью, будто снова ощутила прикосновение охотничьего ножа.
— А ну, пошла прочь, кликуша! Чего привязалась? Мы сами на мели, дать нечего!
Подоспевший Эрнест замахнулся на юродивую сцепленной парой лыж, и женщина побрела прочь, бубня под нос что-то неразборчивое. Зато плотная пелена, стягивающая голову Игната, растаяла стылым туманом, и воздух снова наполнился запахами дыма, нагретого металла, и горячей выпечки.
— Она что-то знала, — Игнат повернулся к Эрнесту и нахмурился. — Зачем прогнал?
Тот отхаркался, сплюнул в снег, после чего ответил спокойно:
— Не люблю их. Все бормочут, деньги выманивают да несчастья пророчат, — он усмехнулся, сощурил воспаленные глаза. — А тебе, гляжу, на воровок да попрошаек везет. Липнут к тебе. Видать, легкую добычу чуют.
— Но-но! — огрызнулся Игнат. — Не у меня кошели украли! Хорошо, что часы сохранил.
— Да что с них толку, — махнул рукой Эрнест. — Транспорта за них не выменяешь даже с моими старыми связями. Уж как смог с геологами договорился, довезут нас до приграничья. А там вот, — он встряхнул в руках таежные лыжи, — своим ходом придется. Умеешь?
Игнат кивнул.
— В детстве науку прошел. Да опыта не накопил.
— Опыт дело наживное. Ты только с геологами ухо востро держи, а язык за зубами, — наказал Эрнест. — Народ
В сам Заград он ехать отказался. Сказал, что делать там нечего, а нужные вещи у старых знакомых на периферии найдет. Кроме лыж, раздобыл ружье с патронами, припасов в дорогу, спальные мешки да старую палатку. Все это с помощью Игната загрузил в кузов новенького грузовика.
— Браконьерствовать едете? — пошутил шофер, сворачивая самокрутку.
— Зачем браконьерствовать, — спокойно ответил Игнат, припомнив все рассказы охотника Витольда. — На беляков все еще сезон открыт, так до линьки успеть надо.
И поймал на себе уважительный взгляд Эрнеста: молодец, парень, складно врешь.
Геологи оказались ребятами шумными и веселыми. Ехали они на двух машинах, все с рюкзаками вполовину человечьего роста, с картами да ледорубами. Самый младший был ровесником Игната, но держался в компании по-свойски и лихо бряцал на гитаре, пока грузовики медленно переваливали через разбитую колею на грунтовку.
К полудню облака поредели, но проглянувшее тусклое солнце, похожее на вытертую монету, не грело. Здесь весна еще не вступила в свои права, затаилась до равноденствия, накапливая силы для последней схватки с зимой. Игнат порадовался, что воры не захватили его верхнюю одежду: ночами тут было морозно. А кто знает, сколько им предстоит пробыть в пути прежде, чем доберутся до заповедного места?
— Странное место вы для охоты выбрали, — подал голос серьезный черноусый мужчина. — Где высадить просите, там до Паучьих ворот рукой подать.
Игнат вздрогнул и вопросительно поглядел на Эрнеста: ничего подобного он раньше не слышал, а потому на душе стало тревожно и муторно. Эрнест его взгляд проигнорировал, ответил спокойно:
— Уж какой участок выделили, нешто я с егерями спорить буду?
— Верно, — закивал черноусый, и Игнат подумал, что вряд ли геологи осведомлены об охотничьих правилах да традициях, но блеф Эрнеста оценил.
— И все же аккуратнее будьте, — подал голос другой мужчина, который предпочитал больше отмалчиваться, и только улыбался да смолил папиросы. — Я слышал, что до зоны дичь еще нормальная попадается. А уж если за ворота перейти, то всякую дрянь встретить можно.
— К дряни нам не привыкать, — похвалился Эрнест. — Мы люди бывалые. Всякое повидали.
— А давайте страшные истории рассказывать! — весело подхватил Игнатов ровесник.
Его смуглые щеки раскраснелись, серые глаза загорались азартным блеском. Было в нем что-то открытое, пылкое, вовсе не присущее северянам, и Игнат подумал, что парень, должно быть, с юга.
— Сиди уж, воробей! — засмеялся черноусый.
— Нет, правда! — не сдавался парень. — Ведь слышали же, что с четвертой экспедицией случилось? Никто до сих пор не знает, почему все погибли.