Нежная дикарка
Шрифт:
Иллюзия нереальности происходящего владела ею до того самого момента, когда она пошла по проходу, не видя вокруг никого, кроме темного, высокого силуэта, неподвижно застывшего у алтаря маленькой, забитой до отказа церкви, но стоило Маршаллу повернуться — и мир рассыпался на множество осколков. Нет, это не сон. Все происходит на самом деле. Когда взгляд его темных, горящих глаз обдал ее жаркой волной, она чуть не сбилась с ноги и не споткнулась лишь потому, что дядя поддержал ее под локоть.
Такого выражения на лице Маршалла, как сейчас, она не видела еще ни разу — то была смесь глубокой
Потом она стояла рядом с ним и слушала его низкий, сочный голос, дающий обет любить ее до самой смерти. Это насмешка! Жестокое, безумное издевательство над священным таинством, и их постигнет за это кара! Ее смятенный ум перескакивал с одной шальной мысли на другую, но в это же время ее нежный голосок, лишенный всякого выражения, повторял вслед за священником клятву верности.
А потом все было кончено. Она стала его женой перед Богом и людьми, и, наклонившись поцеловать ее, он будто ощутил смятение и страх, от которых она вся похолодела, и лишь слегка коснулся губами ее губ, прошептав: “Здравствуйте, миссис Хендерсон”. Она подняла на него глаза, но на мгновение его лицо заслонило лицо Джейд — в раскосых глазах насмешка, влажные красные губы выпячены вперед. “Что с тобой?” Она пошатнулась, но он успел ее подхватить, и она потрясение зажмурилась. Ей нужно поесть; когда она поест, ей станет лучше, но вот как избавиться от уверенности, что она только что совершила самую страшную ошибку в своей жизни?
На фуршете, приготовленном в огромной столовой Маршалла для сорока самых близких гостей, присутствовавших в церкви на венчании, шампанское лилось рекой. Позднее, во время ужина, число гостей должно было возрасти до сотни.
— Мы пробудем здесь с часик, не более, — вполголоса сказал ей Маршалл, улучив минутку, когда шум немного стих. — Я на эту ночь забронировал номер.
— Да? — Как она ни старалась, ей не удалось скрыть охвативший ее испуг. Как могла она согласиться отдаться человеку, который ее не любит. В жизни еще не была она так напугана.
Увидев ее лицо, он напрягся и медленно кивнул.
— Я подумал, что ты будешь рада сбежать от гостей. Иди расшнуруйся и передохни немного.
— Да, конечно. — Даже деревянная кукла, подаренная Келси Амалией, проявила бы, наверное, больше радости; губы Маршалла плотно сжались, он отвернулся и заговорил с кем-то из гостей. Я снова его рассердила, горестно подумала Келси. Дурной знак. Что-то будет ночью?
Когда в восемь часов прибыли остальные гости, у нее уже болело лицо от деланных улыбок, и она была рада ускользнуть в тихую спальню Маршалла, чтобы сменить подвенечный наряд на новое белое шерстяное платье и пальто того же цвета, которые были разложены здесь на стульях. Теперь это и ее спальня. При этой мысли к ее горлу подступила тошнота, во рту пересохло. Если бы только он ее любил. Тогда все было бы по-другому.
Она отказалась от услуг Рут, которая хотела помочь ей переодеться, но теперь, после тщетной попытки расстегнуть крохотные жемчужные пуговки на спине, она решила, что придется все-таки ее позвать.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? Издав возглас удивления,
— Нет… — Ее голос оборвался, едва она уловила в его безмятежно-спокойном взгляде веселые огоньки. Он ее муж. Он имеет полное право здесь находиться.
— Думаю, если я тебе не помогу, ты здесь просидишь до утра, и хотя в этом платье ты выглядишь просто сногсшибательно, у меня на эту ночь другие планы.
Она так и не смогла заставить себя улыбнуться и снова повернулась к зеркалу, и ей показалось, что, подходя к ней, он чуть слышно вздохнул. Его длинные пальцы управлялись со сложными застежками с удивительной ловкостью; не прошло и нескольких секунд, как он справился с пуговками и осторожно спустил платье с ее плеч. Когда она тут же подняла руки, чтобы прикрыть грудь, он тихонько рассмеялся, и его теплое дыхание согрело ее обнаженную спину. Когда он развернул ее к себе лицом, у нее невольно пробежал по телу легкий холодок. Он такой большой, сильный, такой мужественный, и в то же время это почти чужой человек. Ей уже не под силу было разобраться в своих чувствах.
— Готово. — Он небрежным жестом указал на платье и в ту же минуту вышел из комнаты, закрыв за собой дверь; щелчок — и в прохладном воздухе остался висеть лишь призрачный, едва уловимый аромат его лосьона.
"Он меня даже не поцеловал”. Ее шепот затерялся в просторной спальне; она разжала пальцы — и платье упало к ее ногам, превратившись в бесформенную груду ткани; ей не сразу удалось понять, какое чувство вызвала в ней его откровенная холодность — облегчение или легкую досаду. Она ощущала на себе его пронизывающий взгляд весь день, даже когда смотрела в другую сторону, и каждый раз, когда ее глаза встречались с его карими глазами, она ощущала страх, смешанный с волнением, и от этого дурманящего чувства кусок не шел ей в горло, а на щеках горел лихорадочный румянец.
Едва пробило девять, они покинули ярко освещенный дом Маршалла; на прощанье их осыпали с ног до головы конфетти. Из смеющейся толпы провожающих неслись пожелания счастья, заплаканная Рут крепко обняла Келси и, будто отрекаясь, толкнула в объятия Маршалла, и на мгновение Келси вдруг безумно захотелось прижаться к материнской груди вместо того, чтобы ехать куда-то в ночь вдвоем с этим совершенно чужим ей человеком.
Примерно через четверть часа езды под колесами захрустел гравий, и Маршалл припарковал машину на крохотной стоянке у маленькой деревенской гостиницы. В машине они оба молчали:
Маршалл, едва они остались одни, как-то отдалился и помрачнел, она тоже была не в силах вымолвить ни слова.
— Где ты хочешь поужинать, внизу или в нашем номере?
Стоило им, пригнувшись под низкой притолокой, переступить порог заполненного до отказа бара, как Келси вдруг поняла, что сегодня она просто не может больше видеть людей и слышать их голоса.
— В нашем номере, пожалуйста. Это ничего?
— Конечно. — Он легонько прижал ее к себе и жестом подозвал хозяйку гостиницы, которая в ту же минуту поспешила им навстречу.