Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата)
Шрифт:
Но да благословит Бог королеву Хельви: она умеет не только воевать, но и жить в мире. Вот уже целый месяц гранарское посольство находилось в Плаймаре, ведя переговоры о границе, и вчера даже простым охранникам сказали, что дело увенчалось успехом: Гранар без единого выстрела получит четыре западносальвские крепости: Ойзан, Мавлхид, Брокк и самую сильную — Гуарх. Как раз те, которые находятся в горах. Это, конечно, не вся Западная Сальва, но каждый воин знает, если плацдарм господствует над равниной, то захватить лежащую у ног беззащитную долину — дело времени.
Хельви сидела в своей комнате, обдумывая продолжение сегодняшнего дня. Она никак не ожидала, что перед встречей с предполагаемым женихом ее охватит волнение, и злилась. «Какого черта? Дело есть дело. Мне не 16 лет. Что за детские пляски на лугу и дудение в рожок? Он и сам может оказаться исключительным идиотом. Что, впрочем, нас не особенно интересует».
Раздражала также необходимость лгать себе и излишнее бравирование накануне встречи. Она прекрасно знала, что лорд Деми не только не исключительный, но и вообще не идиот. Весь месяц пребывания в Плаймаре королева осторожно, исподволь собирала сведения о нем. А когда желания сторон на переговорах прояснились, и беотийский владыка напрямую предложил своей гостье руку герцога Западной Сальвы с солидным приданым из пограничных крепостей, намекая при этом, что в случае отказа королевы Гранара, лорд Деми будет казнен как государственный преступник — для чего есть все основания — Хельви без особых церемоний потребовала следственное дело своего будущего жениха. Столь деловой подход выбил из седла короля Дагмара.
Беотиец было попробовал уклониться от предоставления своей венценосной гостье допросных листов лорда Харвея. Однако Хельви поймала его за язык, заявив, что вопрос о матримониальном союзе между ней и государственным изменником даже не может рассматриваться, но… оставила Дагмару крошечную лазейку, вскользь обронив, что, конечно, преступление преступлению рознь и ее решение во многом будет зависеть именно от того, что она прочтет в пресловутом деле.
Хельви не была прирожденным дипломатом, чувства часто брали в ней верх над рассудком, а любовно построенная игра могла сломаться от одного неожиданного всплеска жалости или негодования. Но на этот раз она взяла себя в руки и не сделала ни единого поспешного шага навстречу пожеланиям беотийца, пока он не удовлетворил всех ее требований: Западносальвский берег по реку Руну, горные крепости (подарок Дерлоку, пусть утешится), отказ Дагмара от вассальной присяги лорда Деми, по всем правилам, с преломлением шпаги и возвращением подписанных Харвеем хартий (на этом Хельви особенно настаивала: еще не хватало, чтоб перед носом ее будущих детей, законных королей Гранара, беотийские владыки трясли старыми договорами их отца и требовали подчинения).
Неожиданно тайной союзницей гранарки стала вдовствующая королева Этгива, всеми силами подталкивавшая сына на соглашение.
— Ты не понимаешь, что мы получим взамен! — едва не кричала она на потного, красного от негодования короля, когда они оставались наедине. — Управляемый изнутри Гранар для нас гораздо безопаснее и дешевле, чем все твои линии обороны. Вспомни об угрозе Фомариона, наконец!
— Но эта дрянь буквально выворачивает мне руки!
Допросные листы Деми были последними в ряду уступок Дагмара. Дальше он уперся. Впрочем. Хельви больше ничего и не просила. В прошлую субботу вечером ей доставили увесистый том в деревянной обложке, обтянутой кожей. Судя по тому, что переплет не распирался обилием листов, а наоборот заметно прогнулся внутрь, королева поняла — дело основательно подчистили. Глядя на корешок, особенно очевидно демонстрировавший отсутствие вырезанных листов, она только убедилась в своем мнении. Что ж, ничего другого Хельви не ожидала. Глупцы! Какая разница, сколько листов они оставят в деле. Ей ведь важна не суть обвинений, не подробности заговора, скорее всего мнимого. Ее интересовало, как держался лорд Деми. А это можно было определить по многим вторичным деталям. Например, как часто следователи повторяли одни и те же вопросы, называли имена вероятных соучастников, подсказывали испытуемому, на кого он должен показать.
Хельви провела над жеванными допросными листами всю ночь, хотя знала, что на другой день у нее будет опухшее лицо и мешки под глазами, а утром не вышла для обычной прогулки в сад. Свечи в серебряном шандале прогорели до самых чашечек, вода в тазу для умывания остыла, теплое молоко и булка с яблочным джемом остались на подносе нетронутыми.
Время от времени королева прерывала чтение и начинала медленно прохаживаться по комнате, потом садилась за стол, глядя в черное ночное окно, и машинально крошила пальцами хлеб на тонкой майоликовой тарелочке.
Судя по тону и характеру вопросов, Харвей не давал показаний. Раздражение следователей нарастало от начала тома к концу. Это было заметно по формулировкам обвинений. Сначала они держались вежливо, потом угрожали, перешли к делу, сдались, сделали паузу и снова начали атаку. Так повторялось дважды. Несколько раз они пытались его дожать, о чем свидетельствовали пятна крови на пергамене и косая неуверенная подпись преступника внизу протоколов. Видимо, он был близок, но выдержал. Имена, которые лорду Деми подсказывали следователи, оставались прежними. Значит он никого не выдал. В основном это были его подчиненные, флотские офицеры, несколько друзей.
Хельви с детства привыкла считать старого Деми, друга ее отца, героем. В Гранаре погибшего герцога Западной Сальвы называли почти святым. Его сын… О нем предпочитали не говорить. Он служил Беоту, значит был предателем. Королева не любила, когда о людях судят просто. Никто не может знать всех обстоятельств, причин и посылок, заставляющих человека действовать так, а не иначе. Бог рассудит и Бог накажет. Особенно Харвея. При его имени Хельви всегда становилось грустно. То ли она сохранила смутное чувство привязанности к конопатому долговязому мальчику, лазавшему с ней по холмам св. Брана в поисках каменного кольца эльфов. То ли просто понимала больше, чем другие, и потому была снисходительнее. Кто знает.
Во всяком случае теперь, читая изрядно выпотрошенную, наскоро приведенную в порядок книгу допросов, Хельви чувствовала к молодому лорду Деми симпатию, а не презрение, которое всегда охватывает сильных мира при виде раздавленного человеческого существа. Это неприятное состояние тоже было ей знакомо, она ведь царствовала уже десятый год и видела больше, чем хотела бы.
«Вот здесь он попросил пить, а они плеснули ему в лицо. Рукопись намокла. Не рассчитали. Свиньи. Страница вся розовая. Альгусское?» Она лизнула палец, которым переворачивала лист. «Нет, бурда какая-то». Хельви со стуком захлопнула книжку. «Все. Хватит, окна уже серые. Надо спать. Нельзя позволять себе мятое лицо».
На следующее утро она с улыбкой сказала королю Дагмару:
— Вы предоставили мне текст, побывавший в руках у уличного потрошителя? Но даже этот калека настроил меня на благодушный лад.
— Так вы его берете? — владыка Беота едва сдерживал нетерпение. Он готов был ударить эту мурлыкавшую с недосыпа кошечку. Чтоб упала прямо в цветник. А потом задрать юбки и… «Все-таки мать права: она очень женщина! Еще в этом платье цвета бренди, с низким квадратным вырезом… Гранарки умеют себя подать». — Берете? — повторил король, угрюмо глядя на вишневую ленту, в волосах собеседницы.
— Нет. Зачем он мне нужен? — ее ленивый сонный голос окончательно вывел Дагмара из себя.
— Тогда, какого черта вы морочили мне голову столько времени?!!
— Вы о чем? — ее невозмутимость сводила с ума.
— О лорде Харвее, конечно! Черт бы мена побрал!
— А я о протоколе допросов. — она издевалась. — Заберите рукопись назад. Листы мне ни к чему. А что касается герцога Западной Сальвы, то я хочу с ним встретиться.
— И только? — взревел Дагмар. — Я надеялся, что вы, наконец, скажите мне «да» или «нет».