Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата)
Шрифт:
Сегодня Пенка предвкушал полную свободу. По лаю псов на длинных ременных поводках и дудению сотен рожков животное понимало, что предстоит охота. А значит можно будет скакать, куда хочешь, потому что хозяйка не слишком-то любит травлю и предпочитает вольные прогулки в лесу. Во всяком случае раньше она никогда не возражала, если он вдруг, заупрямившись, сворачивал с общей дороги.
Харвей вышел на крыльцо одним из последних. Он никак не мог примериться к погоде и осознать: стоит ли брать длинный плащ или ограничиться коротким. Солнце то сияло в полнеба, то забегало за мелкие белые облачка, предвещавшие дождь во второй половине дня. Наконец, Деми махнул на длинный плащ рукой и поспешил на улицу.
Он не смог скрыть своего восхищения при виде Хельви в зеленом шелковом платье для верховой езды с длинным, ниспадающим до земли шлейфом, расшитым дубовыми листьями. Маленький треугольный воротник у самого горла всадницы кончался крупным, каплевидно ограненным изумрудом, раскачивавшимся при каждом движении. Вспомнив вчерашний разговор о платьях, Харвей искренне пожалел, что больше никогда не увидит жену в этом наряде. «Такой дурацкий обычай пора менять. — подумал он. — Удивительно, как их скряга казначей еще не настоял?»
— Четвертый туалет. — поняв, о чем он думает, сообщила ему Хельви, когда Деми вскочил на своего вчерашнего, вполне мирного жеребца. — Еще 12.
— Мне вас искренне жаль.
— По вашему лицу не заметно.
Харвей действительно пожирал ее глазами, полными чего угодно, только не жалости. Сейчас трудно было даже представить, что эта недоступная, поигрывавшая уздой лесная королева всего час назад прижималась к нему в постели сонным, мягким котенком и говорила нежные, добрые слова.
Странно, но ее теперешняя недосягаемость взвинтила его больше, чем утренняя взаимная близость.
На снежно-белом жеребце Зеленою тропою Ты мчишься в солнечном венце Царицею лесною.Вспомнил Харвей свои очень старые стихи, посвященные совсем другой даме, и поморщился: Хельви заслуживала большего. Если б они оба были свободными людьми… Если б встретились где-нибудь на нейтральной территории…
Королева дала знак выезжать со двора. Затрубил рожок, и охотники повалили в открывшиеся ворота. Даллин был небольшим городом, и окрестные леса сосновой стеной подступали к самым предместьям. Прожив всю жизнь в Беоте, Харвей только во время морских путешествий видел, чтоб дикая природа так откровенно торжествовала над цивилизацией. По дороге им попадались луга и целые пастбища, полностью залитые водой. «Наверное охота на уток была бы сегодня уместнее, чем на оленей. — усмехнулся герцог. — Интересно, далеко еще?» Вскоре доезжачие сообщили им о мощном олене-трехлетке, которого они выслеживали неделю и, наконец, подняли. Охота началась.
Собаки были спущены со створа, дружно державшаяся до того кавалькада всадников вытянулась вдоль гребня холма и помчалась по направлению к маячившему вблизи лесу. Рога надрывались, псы задыхались от визгливого лая.
Охота — дело хорошее. Но в ней Харвея увлекало преследование зверя, а не его убийство. В конце Деми всегда жалел, что поддался азарту и принял участие в травле заведомо более слабого противника.
Сегодня олень вел преследователей не меньше полутора часов. Его песочно-желтая с темными подпалинами шкура то и дело мелькала среди зелени подлеска. Но зверь был либо слишком силен, либо слишком хитер, чтобы вот так просто отдаться в руки охотников. Даже собаки несколько раз сбивались со следа.
— Уж не водит ли нас лесной дух? — крикнул Лоше Вебран. — Может, это олень святого Беды Затворника, который является раз в сто лет?
— Тогда нам необыкновенно повезло! — отвечал на скоку папаша Ламфа. — Он приведет нас к подземной пещере с золотом! Так гласит легенда?
К пещере, а вернее берлоге, олень их действительно привел, но не с сокровищами, а с медведицей. Ломая ветки, он промчался в двух шагах, сбив копошившихся на солнышке медвежат. А за ним на ту же поляну вылетело не меньше десятка всадников, не удержавших лошадей, и, помимо злой воли, окончательно затоптавших детенышей.
Рев, который сотряс окрестный лес, был ужасен. Никуда не спешивший Харвей появился одним из последних, но то, что он увидел, заставило Деми резко натянуть узду. Разъяренная черно-бурая медведица, встав на задние лапы, изо всей силы ударила когтями лошадь, находившуюся к ней ближе всего. Это был конь д’Орсини, он не устоял на ногах и рухнул, увлекая за собой всадника. Симон успел освободить ногу из стремени, но было уже поздно, рыцарь со всего размаха полетел лицом на землю, а когда повернулся, медвежья туша падала на него. Все произошло слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог сообразить, что делать. Д’Орсини закрыл глаза.
«Он счастливо женат. У него трое детей, и скоро будет четвертый». — эта фраза всплыла у Деми в голове не тогда, когда он прыгнул, и не тогда, когда буквально вытолкнул оглушенного Симона из-под медведицы, а когда громадное тело зверя опустилось на него. Все, что герцог мог сделать, это выставить вперед согнутое колено, на которое пришелся главный удар, и обеими руками всадить в брюхо зверя широкий длинный кинжал. Харвей почувствовал, как ломается в теле медведицы клинок, ударившись о железные ребра. Дальше он мог защищаться только руками. Сдавив ими необъятную шею зверя, герцог напряг мускулы и взмолился, чтоб все поскорее закончилось.
— Да бейте же ее! Бейте!
Тело зверя почему-то обмякло, и Деми через красный туман увидел, как с него стаскивают медвежью тушу. Д’Орсини с окровавленным кинжалом в руках съехал на землю с хребта животного. От удара все его лицо было в земле, кое-где проступала кровь. Он склонился над Харвеем, навзничь лежавшим на траве, и приложил руку к сердцу герцога.
— Я жив. — сообщил ему лорд. — Помоги встать.
Рыцарь немедленно подхватил его под руки.
— Как вы, сир? Ребра целы?
Деми не сразу понял, что Симон обращается к нему, как к королю.
— Не знаю… Не уверен. Голова. — герцог потер затылок.
Д’Орсини все еще поддерживал его на ногах.
— Приведите лошадь его величеству. — крикнул он. — Мы так никуда не дойдем.
Оба были помяты, но живы. Серый жеребец Харвея шарахнулся от хозяина в сторону, но его удержали и помогли Деми взобраться верхом. Д’Орсини, прихрамывая, повел лошадь в поводу. Судя по взглядам, которые бросали на мужа королевы окружающие, он должен был чувствовать себя триумфатором. Даже горцы Дерлока не могли скрыть своего восхищения.