Нежно влюбленные
Шрифт:
Вцепившись сильнее в ручку сумки, Мадлен пошла вверх по неровной дороге вдоль ручья. Ребенком она сотни раз проделывала этот путь, когда убегала от домашних обязанностей. Находя уединенное местечко, девочка забивалась туда и мечтала, пыталась представить себе, каков же мир за пределами ее родного Кливдена. И сейчас Мадлен испытывала какое-то щемяще-сладостное удовольствие, бредя по знакомой дорожке. Ветер хлестал немилосердно, колючие снежинки кололи лицо. Уже почти стемнело, но дорогу еще можно было разглядеть.
Резкий, порывистый ветер извещал о приближающейся буре, которая надолго отрежет ее родную возвышенность от остального мира.
Самая легкая
«Интересно, — мелькнуло у нее в голове, — кто это вернулся с того света и поделился своими впечатлениями?»
Эта мысль немного развеселила Мадлен, и на усталом лице женщины появилась слабая улыбка. Она радовалась, что чувство юмора не оставило ее даже в столь трагичную минуту.
Глупо было надеяться, что Изабел изменилась, а у нее не было сил на выяснение отношений.
Удивительно, как далеко она смогла уйти! Наконец усталость свалила ее с ног.
Снег уже валил не так. Вспомнилось детство. Мадлен подумалось о том, что она всегда была одинока, рядом с ней никогда не было близкого человека.
Ей так не хватало таких снегопадов в Лондоне. Конечно, снег там иногда шел, но очень недолго, и он никогда не оставался чистым долго. И уж конечно, в Лондоне никогда не было так тихо и спокойно.
Прислонившись к дереву, Мадлен закрыла глаза и подумала, сколько же пройдет времени, прежде чем она заснет навечно. Говорят, некоторые люди перед смертью вспоминают свою жизнь, но она думала лишь о Николасе. Мадлен представила, как исказилось гневом его лицо, когда он обнаружил, что она ушла. Наверное, он пытается разыскать ее. Но только адвокат Мадлен знал, куда она уехала.
Мадлен вдруг заплакала. Непрошеные слезы текли по ее холодному, замерзшему лицу.
Их с Николасом связывали не только деловые отношения, иначе она бы не уехала. Она исчезла, ничего ему не сказав, потому, что он не отпустил бы ее. Нельзя было допустить, чтобы он видел, как она угасает, теряя остатки красоты. Николас мог бросить ее, — мысль эта кольнула Мадлен, — но скорее всего он остался бы с нею до конца. И в таком случае Николас заплатил бы слишком дорого за то, чтобы наблюдать, как умирает его любовница. Страдали бы оба, а Мадлен так его любила, что не могла допустить и мысли о его страдании.
Из груди женщины вырвалось рыдание, и она прижала руку к груди, не понимая, физическая или душевная боль терзает ее больше.
Под пальцами она почувствовала затвердение и тут же опустила руку, не желая дотрагиваться до этой дряни, уносящей ее жизнь. Скоро будет уже не важно, какого рода боль мучает ее тело.
Тишина нарушалась лишь вздохами ветра; более мирной картины нельзя было и представить. Темно-синий плащ Мадлен покрылся инеем, и она подумала о том, найдут ли люди мешочек с бриллиантами и золотом, спрятанный у нее под платьем, или звери первыми набросятся на ее останки. Пусть уж лучше кто-нибудь нуждающийся обнаружит ее сокровища, чем отдавать их Изабел. И вдруг Мадлен подумала о том, что не желает больше подкупать свою сестру — ведь иначе как подкупом всю ее помощь не назвать.
Было даже нечто поэтичное в том, как покинутая всеми красавица умирает в одиночестве на снегу. Но, как это ни странно, через некоторое время силы стали возвращаться к Мадлен, и она обнаружила, что не готова к смерти. Если бы она была из тех, кто с легкостью сдается, то умерла бы еще в исправительной тюрьме, когда ей не было и двадцати. Ожидание смерти оказалось весьма скучным делом, а Мадлен не терпела скуки.
У женщины хватило дыхания, чтобы немного посмеяться над собой, а затем, ухватившись
Однако ничего лучшего Мадлен придумать не могла, поэтому она опять побрела по почти скрывшейся под снегом дороге. Женщина сомневалась, что сумеет найти убежище, но теперь это уже не имело значения — пусть старуха с косой сама найдет ее, и будь она проклята, если станет выполнять за посланницу сатаны ее работу!
Впрочем, Изабел наверняка сказала бы, что она уже проклята.
Уже стемнело, когда Диана направилась к сараю. Порыв ледяного ветра отбросил ее назад, к дому, и женщина вцепилась в дверную ручку, вглядываясь в снежную тьму. Слава Богу, Эдит настояла на том, чтобы на зиму они повесили веревку между домом и сараем — в случае непогоды эта веревка указывала им путь. В этот вечер она как раз оказалась необходимой, и Диана шла к сараю, держась левой рукой за веревку, а правой поднимая горящий фонарь. Снега навалило уже достаточно, и женщина с трудом открыла дверь сарая.
В помещении было довольно тепло, тихо пищали цыплята. Диана сняла перчатки и повесила фонарь на гвоздь, а затем потерла руки, чтобы согреть их перед доением. Женщина осмотрелась вокруг, чтобы убедиться, все ли в порядке.
Поначалу Диана ничего не умела делать, и Эдит учила ее, как малого ребенка, объясняя, что коровы вовсе не опасны, хоть они и такие большие. И теперь Диане даже нравилось возиться с животными, нравился исходящий от них запах, смешанный с запахом сена.
Пока она доила коров, ветер усилился, так что, выйдя, Диана едва удержала ведро с молоком. Она шла, осторожно неся ведро в одной руке, а фонарь — в другой. Диана уже подошла к двери дома, когда услышала крик. Сначала она решила, что это ветер сыграл с ней злую шутку, но тут крик повторился.
Диана нерешительно оглянулась назад, но не увидела ничего, кроме снега. Нет, пожалуй, это все-таки ветер. Но когда она вошла в дом, крик раздался снова, и на этот раз Диана не сомневалась, что кричит человек. Стоит ей хоть чуть-чуть отойти от дома, и она тут же заблудится. Но не оставишь ведь живое существо на улице в такую бурю.
Подумав, женщина вернулась к сараю. Как и все местные жители, она держала там порядочный запас веревок. Если их связать, то получалась веревка длиной в добрую сотню ярдов. Выйдя на улицу, Диана держала в левой руке клубок бечевки и освещала себе путь фонарем.
— Есть тут кто?! — что есть силы закричала она.
В ответ раздался еще один выкрик, и Диана пошла вниз по дороге. Под ногами ничего не было видно, и женщина подняла фонарь повыше, чтобы заблудившийся мог увидеть свет. Несмотря на то что она знала местность как свои пять пальцев, женщина не могла ничего различить вокруг, а споткнувшись и упав на колени, едва не уронила фонарь.
Когда веревка кончилась, Диана помахала фонарем и стала кричать до тех пор, пока ее голос не осип. Но никто не отзывался, и Диана уже собралась было вернуться в дом, как вдруг, опустив случайно голову, она заметила недалеко от себя распластавшуюся на земле женскую фигуру в плаще, уже наполовину занесенную снегом. Наклонившись к ней, Диана потрясла женщину за плечо: