Нежность августовской ночи
Шрифт:
«Нет, не может быть так хорошо, сейчас все должно рухнуть… Сейчас Глеб начнет нудно объяснять, что был женат и теперь на грани развода. Или что его жена – больная женщина и он не может ее бросить. Что ради детей он готов на все…» – вот о чем думала Евгения перед тем, как услышать исповедь Глеба.
И она заранее готовилась его возненавидеть. Потому что ей было слишком хорошо рядом с ним.
– Я женат уже двадцать лет, – сказал Глеб, стоя рядом с Евгенией и тоже не отрывая глаз от разноцветных переливов воды.
– Сколько? –
– Огромный, – согласился он. – Я так и подумал сегодня – что-то слишком долго я живу с Ниной. Нина – моя жена… – пояснил он. – Пора ее бросить.
– Что? – Евгения повернулась к Глебу. – Ты хочешь бросить женщину, с которой прожил двадцать лет?!
– Да. Поэтому я и сказал тебе, что у меня нет семьи. Уже нет. Я так решил.
– Господи, да что ты такое говоришь? – возмутилась Евгения. – Но это подло, это жестоко, это…
– Мне плевать, – спокойно произнес Глеб. – Моя семья мне надоела хуже горькой редьки. Сегодня днем, пока я ждал тебя – там, у твоего дома, – снял с себя обручальное кольцо и выбросил его. Прямо в водосток. Бульк – и нет его, колечка… Адьё, Нина.
Чего угодно Евгения ждала от Глеба, какого угодно признания, но только не этих слов – странных, диких, непонятных! Она не знала даже, как реагировать на все это.
– Ты с ума сошел?
– Наоборот. Я… я в своем уме. – Глеб прижал Евгению к себе и поцеловал.
Это было неожиданно, хотя Евгения весь вечер ждала этого и заранее готовилась сопротивляться. Она хотела, чтобы Глеб поцеловал ее, и в то же время боялась. А как иначе – стыдно и пошло заводить роман с женатым…
– М-м-м… – хотела она возмутиться, но вместо этого сама обняла Глеба.
У нее внутри все дрожало, голова кружилась. Видимо, те беспринципные женщины, которые заводят романы с женатыми мужчинами, на этот эффект и рассчитывают. Запретный плод сладок. Очень сладок…
Они стояли возле фонтана и целовались, а мелкая водяная пыль окутывала их со всех сторон, оседая на ресницах, а потом слезами катилась по щекам.
Сколько длился этот поцелуй? Пять минут? Десять? Мгновение? Пожалуй, за такое мгновение можно отдать жизнь… Евгения оттолкнула Глеба.
– Какой же ты негодяй… – с восхищением, с ужасом прошептала она, задыхаясь.
Ничего не ответив, Глеб опять прижал ее к себе, опять поцеловал. «Что я делаю? – подумала Евгения с запоздалым раскаянием. – Впрочем, я только об этом и думала все последние дни…»
– Почему ты сказал, что твоя история не самая красивая… почему ты назвал себя дураком? – шепотом спросила она.
– Потому что только дурак может двадцать лет убить на женщину, которая совсем не в его вкусе… потому что мне нравятся совсем другие…
– Какие?..
– Такие, как ты… – поцелуй. – Ты мне снилась – всегда… – поцелуй. – Я тебя искал… всегда… – еще поцелуй.
Слишком
Она вдруг окончательно осознала, что не откажется от Глеба по доброй воле. К черту принципы!
Пожалуй, в эти мгновения Евгения перестала себя узнавать…
Она пропала.
Она, такая правильная и честная, потеряла голову из-за женатого мужчины. У этого мужчины был брак длиной в двадцать лет – невероятная цифра… И дети. Хотя Евгения не спросила Глеба о детях! Впрочем, наплевать – даже наличие многочисленных малюток ее теперь не остановит. Она больше не стала задавать Глебу вопросов о его личной жизни.
Она пропала!
Что было дальше – Евгения запомнила как-то смутно. Кажется, они с Глебом быстро, не договаривая фраз и понимая друг друга с полуслова, с полунамека, обсуждали, что будут делать дальше.
Ехать к Глебу нельзя. Евгения даже не спросила почему. И так ясно.
Значит, надо ехать к Евгении. Прекрасно. Проблем нет. Они вернулись на стоянку, сели в машину, поехали, продолжая говорить полуфразами: «Туда же?» – «Да… но лучше с внутренней стороны Садового…» – «А помнишь, там, на катере…» – «Ты сначала отшила меня, а потом…» – «Я вернулась… к тебе!» – «Я все время думал о тебе…» – «Я тоже, знаешь… делаю что-то, говорю с людьми, а в голове одно и то же…» – «Ты, ты, ты. Одна ты…» – «Один ты…»
Дорога, ночные улицы Москвы – фонари, огни рекламы, здания с подсветкой… «Как красиво, да?..» – «Я люблю этот город…» – «Люблю и ненавижу… Этот центр!» – «Пробки, да? Днем тут не проехать…»
Последний поворот перед ее домом. Двор. Подъезд. Лифт. Прихожая. Комната.
Только тогда Евгения вздохнула с облегчением, только тогда начался отсчет реального времени, когда каждая минута, каждая секунда были наполнены смыслом.
Евгения никогда не считала себя страстной женщиной, до этого момента ей казалось, что она знает о себе все. Она думала, что она – из тех рассудочных особ, которые больше заняты собой и своей карьерой (творчеством), чем мужчинами и любовными переживаниями. Да и брак с Толиком не способствовал развитию романтических иллюзий…
Но, оказывается, она ошибалась.
Она могла потерять голову… Она могла любить.
Обнимая Глеба, Евгения смеялась и плакала. Она то шептала, то кричала. В первый раз в жизни она была самой собой. В первый раз забыла о фотографии, о композиции, дифракции, балансе белого, выдержке и диафрагме. Она забыла о своей драгоценной «лейке». Она словно родилась заново. Очистилась от всего.
Да, именно такое ощущение не покидало Евгению всю эту ночь, будто ее несет волнами, переворачивает, трясет, кувыркает – какая-то стихия. Океан? Да, больше всего похоже на океан. Ее то тянет в глубину, то бросает на поверхность. Волны гладят, трут, полируют ее кожу – с ног до головы.