Нежность
Шрифт:
Своего первого мужа Федорова встретила на съемках фильма «Встречный» (1932) – это был оператор Владимир Рапопорт. Однако их семейная жизнь продолжалась всего лишь несколько лет, поскольку супруги проживали в разных городах: она в Москве, а он в Ленинграде. А в 1939 году Федорова встретила свою новую любовь. Этим человеком стал летчик Иван Клещев. Однако оформить отношения официально времени у них не хватило – началась война с фашистской Германией. Клещев ушел на фронт, и в одном из боев под Сталинградом его самолет был сбит. Летчика спасло чудо – он выжил, получив тяжелые ранения. Более месяца пролежал в госпитале, его выписали с диагнозом «не
В начале 30-х был арестован отец актрисы, и она предпринимала неоднократные попытки вызволить его. Для этого ей даже пришлось напроситься на прием к всесильному наркому внутренних дел Лаврентию Берии. Этот человек тайно симпатизировал знаменитой актрисе и готов был многое для нее сделать в обмен на ее благосклонность. По воспоминаниям многих, через такую «помощь» Берии тогда прошли многие известные женщины страны. Вполне вероятно, что не избежала этой участи и Федорова. В результате в конце лета 1941 года ее отца выпустили на свободу. Однако годы отсидки не прошли для 56-летнего отца Федоровой даром. Из-за обморожения в лагере ему ампутировали пальцы на обеих руках. Жизнь на свободе продолжалась для него недолго, и 22 сентября 1941 года Алексей Федоров скончался. А вскоре Федорову и двух ее сестер постигло новое горе – на фронте погиб их младший брат Иван.
Тем временем Л. Берия не бросил своих попыток ухаживать за знаменитой актрисой. В декабре 1943 года он пригласил ее к себе в особняк на улице Качалова, объяснив свое приглашение просто: «Моя супруга любит вас и хочет отметить ваш день рождения в узком кругу». Отказать всесильному наркому Федорова не смогла. В гостях терпения актрисы хватило только на первый час общения с Берией. Когда выяснилось, что никакой жены наркома на вечеринке не будет и что эту встречу организовал лично он, Федорова внезапно вспылила и оскорбила Берию. Тот тут же приказал ей убираться из его дома. Когда она вышла на улицу, Берия догнал ее на крыльце и вручил ей букет роз. При этом он мрачно произнес:
– Это букет на вашу могилу!
После этой встречи и грозного предупреждения Берии актриса ждала только одного – ареста. Однако его тогда так и не последовало. Постепенно жизнь вошла в свое русло, и Федорова успокоилась. Она не могла даже догадаться, какие события ждут ее.
Осенью 1942 года Федорова, будучи на выставке американского кино в Москве, познакомилась с корреспондентом американского агентства «Юнайтед пресс» Генри Шапиро. Он ввел ее в круг своих друзей, среди которых оказался заместитель главы морской секции американской военной миссии Джексон Тэйт. Их первая встреча произошла в январе 1945 года на торжественном приеме в особняке на Спиридоновке. На следующий день после приема Тэйт внезапно пригласил актрису в ресторан «Москва». Так началось их знакомство, которое переросло в любовь.
Эта история породила массу слухов на много лет вперед. Например, некоторые источники будут утверждать, что актриса, будучи негласным агентом МГБ, была специально введена в круг американских
После окончания войны американцы из наших союзников превратились во врагов, и связь Федоровой с Тэйтом не могла закончиться хеппи-эндом. Даже непонятно, на что она рассчитывала в то время, решив родить от американского дипломата ребенка. В июле 1945 года актрису внезапно отправили на гастроли в Крым, и в это же время Тэйт получил распоряжение советских властей в течение ближайших сорока восьми часов покинуть пределы СССР. Когда Федорова вернулась в Москву, ее любимого там уже не было. А вскоре после этого длинные руки НКВД добрались и до самой актрисы. 27 декабря 1946 года Федорову арестовали на ее квартире на улице Горького. В заключении она провела почти девять лет.
После расставания с американцем Федорова никого больше так не любила, как его. Долгие годы она мечтала хотя бы раз увидеться с ним и показать ему их дочь, которая пошла по ее стопам – стала актрисой. Такая возможность представилась только в середине 70-х. Тогда Федорова-младшая получила разрешение съездить в США к своему отцу и осталась там навсегда. Несколько раз в Америку выбиралась и сама Зоя Федорова. Однако в декабре 1981 года ее жизнь трагически оборвалась – она была убита в своей квартире выстрелом из пистолета. Кто знает, может быть, это убийство было отголоском ее некогда бурной личной жизни?
Леонид ФИЛАТОВ
Первое сильное чувство пришло к Филатову, когда он учился в средней школе города Пензы (туда семья Филатовых переехала из Ташкента в начале 60-х). Его первую любовь звали Любой, она была подружкой двоюродной сестры Леонида Светланы. Обоим в ту пору было по 15 лет. Влюбленные много времени проводили вместе. Летом катались на лодке по Суре, зимой играли в снежки. Возле речки у них был тайник, где они прятали любовные записки друг другу, подписывая их секретными именами: Леня – Водолей, Люба – Белка.
Последняя вспоминает: «Леня еще мальчишкой был, но уже тогда выглядел таким утонченным, симпатичным. В 15 лет перстенек носил, гулял в белоснежных рубашках… Как-то мы играли в загадывание желаний, и на Лене была как раз такая белоснежная рубашка. А я загадала, чтобы Леня окунул ее в воду на дне лодки, которая была с ряской и тиной. Говорю: «Ленчик, тебе не жалко?» Голос у него предательски дрогнул, но он все равно сказал: «Да запросто». Снимает рубашку, бросает на дно лодки и давай ее «полоскать». А сам говорит: «Для тебя, Любочка, я все готов сделать…»
Однажды Леня выиграл у меня поцелуй. Мы зашли, чтобы никто не видел, за сарай, и он коснулся сначала одной моей щечки, потом другой. Я вышла – щеки горят: кроме мамы, меня еще никто не целовал. Но говорю остальным в компании: «Вот, Ленька и целоваться-то не умеет!»
Помимо Любы, в Филатова были влюблены и другие девочки с их двора. Одна из них оказалась смелее остальных и первой призналась ему в своих чувствах. Но Леонид очень деликатно отказал ей во взаимности. У девушки была большая грудь, а Филатову это не нравилось. Своей двоюродной сестре он так и сказал: «Я не люблю, когда вот здесь слишком большая масса…»