Нежность
Шрифт:
Василий поступил во ВГИК с первого захода, и с этого момента столичная жизнь захватила его полностью. Нет, контактов с женой он не прерывал, общаясь с ней посредством писем, но постепенно весточки от него приходили все реже и реже. А потом по Сросткам и вовсе пошли гулять слухи, что у Шукшина в Москве появилась новая любовь. Шумская была настолько поражена этой новостью, что и сама перестала ему писать. А ее отец, воспылав к зятю лютой ненавистью, отправился в Москву с твердым намерением его… зарезать. К счастью, его задумка не осуществилась. Но он вернулся на родину злой как черт, и это окончательно убедило Марию в том, что слухи
«Ты желаешь мне успехов, но при этом вид у тебя такой, будто ты совсем уходишь от меня. Скажи, на черта мне тогда «успехи»?.. Давай забудем обо всем, слышишь? Мне было приятно оттого, что где-то есть ты… А ты вон что разговариваешь, уж и на «прощай» согласна. Вот я дожил так дожил. Я не слушаю никого больше. Черт с ним, что будет, то будет. Знай только, что если мы разойдемся, то не из-за меня. Я уже высказал тебе свое чувство, любимая…»
Столичной возлюбленной Василия стала студентка ВГИКа Лидия Александрова. Они жили в общаге на Трифоновской, и, надо отметить, по-всякому: то миловались, то дрались. Шукшин тогда здорово выпивал и в порыве пьяного буйства частенько поколачивал свою возлюбленную. Вот как описывает один из таких инцидентов киновед В. Фомин: «Как-то за полночь, когда угомонилась уже и самая буйная общаговская братва, а мои соседи по комнате отошли ко сну, на нашем этаже кто-то с на редкость красочными матюгами начал ломать дверь. Матюги были столь нетривиальными, что я даже отложил томик античных трагедий и невольно заслушался. Но тут дверь, которую ломали, не выдержала буйного напора, раздался победный треск, а следом дикий женский вопль, кто-то куда-то побежал.
Я выскочил в коридор. Уже в дальнем его конце мелькала полуодетая женская фигура, а следом за ней, как на крыльях, летел товарищ в майке и длиннющих трусах. Не успел я толком восхититься ночным олимпийским забегом, как меня просто вмяла в стену разгоряченная масса крепких мужских тел, явно устремившихся в погоню за парочкой лидеров. В самом конце коридора, у поворота на лестницу, все, кажется, догнали друг друга. Вмиг образовалась галдящая, хрипящая, орущая гора копошащихся тел, из-под которой первой ловко выбралась лидировавшая на дистанции черноволосая мамзель и устремилась наутек – теперь уже в мою сторону. Следом за ней вырвался на свободу и олимпиец в длиннющих трусах.
С перекошенным от ужаса лицом мамзель пулей пролетела мимо меня, а вот ее преследователя опять догнали и повалили. Соревнование по спринту перешло в состязание по борьбе. И явно не классической. Живописное зрелище напоминало знаменитую скульптурную группу – битву Лаокоона с опутавшими его змеями. Только Лаокооном тут оказался человечек явно не богатырского сложения. Но даже и атлеты типа Коли Губенко или Вахтанга Микеладзе, слывшего в общаге силачом № 1, ничего не могли с ним поделать. В жилистом, нескладном теле было столько страсти и неистовства, что его никак не удавалось скрутить, и он вырывался снова и снова.
Наконец неистовый сопротивленец исчез под пучиной навалившихся на него тел. Каким-то образом его скрутили, и усталые усмирители, тяжело дыша, понесли мимо меня обмякшее, почти бездыханное тело. В какой-то момент он вдруг вскинул голову. Боже, какое это было лицо! Сколько боли, страдания,
– Кто это? – невольно спросил я кого-то из замыкавших колонну усмирителей.
– Да Васька Шукшин. Жену свою гоняет. Он уже институт давно закончил, а прописки московской нет, живет в общаге.
Признаюсь, имя это тогда мне не сказало абсолютно ничего. Лицо запомнилось на всю жизнь…»
А вот как о тех днях вспоминает Р. Нахапетов, учившийся с Александровой на одном курсе и тоже проживавший тогда в общаге на Трифоновской:
«Я слышал от моей сокурсницы Лиды Александровой, что Шукшин влюблен в нее и замучил своей ревностью.
Лида была русская красавица. Статная, с большими голубыми глазами и очень своенравная. Несколько раз она пряталась от разбушевавшегося Васи в нашей комнате.
– Опять? – смеялись мы. – С ножом?
– Нет! – задыхаясь, отвечала Лида. – Но он и кулаком пришибить может.
Отдышавшись, Лида делилась подробностями:
– Увидел меня с Джабаром, затолкал в комнату и давай гонять. Осточертело! Пьяный черт!
– Лида, – сказал я, – ты же сама его мучаешь.
– Интересно, кто кого мучает! Вы не знаете, а защищаете.
Когда Лида ушла, кто-то из ребят сказал, что Шукшин по пьянке так ее однажды отлупил, что она после этого рожать никогда не сможет.
– Вот она и мстит, играет на нервах.
– Да она сука. С неграми таскается. Я б ей тоже по морде съездил.
Не думаю, что все, что болтали ребята, правда. Но напряжение между Лидой и Шукшиным определенно было…»
В 1963 году, когда Шукшин приступил к съемкам своего первого фильма «Живет такой парень», на главную женскую роль – Насти – он взял именно Лидию Александрову. Правда, их отношения тогда были уже на грани разрыва. У Шукшина даже случился короткий роман с «эпизодницей» того же фильма – поэтессой Беллой Ахмадулиной (она играла журналистку). Но если себе Шукшин такие вольности позволял, то Александровой – ни-ни. Он по-прежнему жутко ревновал ее, иной раз совершенно беспричинно.
Вспоминает Р. Нахапетов (в фильме «Живет такой парень» он играл роль молодого инженера Гены): «На одной из репетиций Василий Макарович был мрачнее обычного. Лида, виновница его настроения, поправляла грим, демонстративно изогнув перед режиссером свой стан. Мы же с Куравлевым репетировали. Скоро мы заметили, что Шукшин смотрит не на нас, а на выпирающий зад Лиды. Вдруг ни с того ни с сего Шукшин заскрежетал зубами, глаза его сузились, желваки бешено заиграли. Мы остановились, думая, что между любовниками разгорается скандал. Но Шукшин, не отрывая взгляда от соблазнительных женских форм, накинулся не на Лиду, а на нас с Леней:
– Леня! Твою мать! Ты что остановился?
– Ты же не смотришь, Василий Макарыч, – сказал Леня.
– Не твое дело, играй!
Мы продолжили сцену…»
После съемок фильма (они проходили на родине Шукшина, на Алтае) Василий вернулся в Москву, где и встретил вскоре свою новую любовь. Это была 33-летняя дочь знаменитого писателя Анатолия Софронова Виктория. К тому времени она была уже разведена и трудилась редактором в журнале «Москва». Вот что о тех днях вспоминает она сама: «Как-то я прочитала в «Новом мире» цикл рассказов «Они с Катуни». Автор Шукшин. Мне понравилось. Позже я узнала, что в Центральном Доме литераторов состоится обсуждение его новой повести, и пошла туда вместе с друзьями.