Нежные листья, ядовитые корни
Шрифт:
Когда Маша вернулась в класс, Зинчук уже перевернула левую створку и писала на обратной стороне доски. Класс, онемев от изумления и счастья, внимал.
– Учитывая, что прямая а-бэ пересекает две стороны треугольника е-ку-эр и продолжение третьей, имеем следующее решение…
Мел стучал по доске. Зинчук рисовала один треугольник за другим, строила линии, подписывала их.
Когда прозвенел звонок, она подвела черту под пятым решением.
Никто не тронулся с места.
Учитель протянул руку за портфелем, но двадцать голов синхронно
Ни до, ни после Маша не слышала такого прекрасного ответа. Она не понимала ничего из того, что говорит Зинчук, да и остальные, по-видимому, тоже. Но она не отдала бы ни одной секунды из тех пятнадцати минут, что Юля Зинчук решала задачу семью способами вместо пяти.
– Ну и он сбежал, – закончила Маша. – Заторопился сразу, напустил на себя озабоченность, сказал, что не смеет заставлять других учеников ждать… А у него было окно, мы специально потом в учительской по расписанию посмотрели!
– А Зинчук?
– Она его поймала, когда он мимо пробегал. Прямо за локоть схватила. Вы, говорит, обещали извиниться. Он чирикнул что-то невнятное, вроде «прин-звинень!» – и упорхнул.
Маша поднялась, чтобы достать фотографию из чемодана, но вспомнила, что они не в ее комнате, а в номере Макара.
– Молодец девочка, – одобрил Бабкин. – Вы ее качали после этого? Орден ей повесили на грудь?
– Думаешь, Юлька стала героиней? Ошибаешься. Разумеется, победительницей выглядела Светка Рогозина, потому что она первая поставила математика на место. А Зинчук – ну что Зинчук? Она всего лишь продолжила начатое. Светка незаметно сгладила в умах общественности сильное впечатление от ее выступления. Она, как я тебе уже говорила, не любила, когда в свете софитов стоял кто-то другой.
Но Юлька после того эпизода сильно приободрилась. Ее стало как-то лучше видно, что ли. Через пару месяцев мы с ней оказались на олимпиаде по физике. Я-то просто добротно выполнила все задания, а Юлька долго над ними корпела. Итоговый балл оказался у нее ниже моего, но зато куратор потом передал через учительницу, что у Зинчук склонность к нестандартным решениям. Очень ее хвалил!
– Куда она пошла после школы? – спросил Илюшин.
– В Бауманку.
– И ты, конечно, потеряла ее следы…
Маша кивнула.
– Юлька не рвалась со мной общаться, а я не навязывалась.
– Она тебе нравилась? – неожиданно спросил Макар.
Маша задумалась. Нравилась ли ей Зинчук… Хороший вопрос.
– Юлька была острая, как стрела, – сказала она наконец. – Лук, стрела и тетива в комплекте. Сама выбрала мишень, сама натянула тетиву, сама себя выпустила. Ее роднило с Рогозиной наличие цели. Но Рогозина, захотев чего-нибудь, все свои силы устремляла на процесс хотения. Тектонические пласты должны были сдвинуться по ее воле, звезды
– А Зинчук?
– Зинчук принималась действовать. Намечала план. Разбивала на этапы. Если быстро долететь не получалось, двигалась с упорством улитки, ползущей на Фудзи.
– Зачем? – Бабкин оторвался от записей.
– Что зачем?
– Зачем улитка туда полезла? Никогда не понимал. Холодно же. Замерзнет на фиг.
– Пьяная была, – выдвинул версию Макар.
– То есть хлебнула сакэ – и пошкандыбала?
– Как вариант.
– Поклеп возводишь, – возразил Бабкин. – Это была приличная улитка. Сидела под горой, вдруг глядит – подкрадывается француз с бутылкой шабли. Голодный! Ну, она и рванула…
– Жить захочешь – и не на Фудзи вскарабкаешься.
Маша осуждающе взглянула на ухмыляющихся Бабкина с Илюшиным.
– Так, вы закончили обсуждение моллюска?
– Кстати, у нашей биологички прозвище было – Головоногое, – поделился Бабкин.
– А у нас физик – Буравчик, – сказал Макар. – Бешеного темперамента был дядька!
– Я вас сейчас убью обоих, – пообещала Маша. – Благо у меня даже опыт есть, по мнению следователя. Макар, ты зачем меня начал расспрашивать про Юльку?
Илюшин сделался серьезным.
– Хотел проверить одну теорию.
– Проверил?
– Нет пока. Ты так и не сказала, нравилась она тебе или нет.
– Потому что вы меня перебили со своей пьяной улиткой!
– Мы больше не будем, – покаялся Бабкин и пробежал глазами свои записи. – Остановились на том, что Зинчук была упорная девчушка.
– Упрямая тихоня, всегда сама по себе, – кивнула Маша. – По-моему, ей нравилось быть одиночкой. Я страдала от того, что у меня не было настоящих подруг, а ее это устраивало.
Она поднялась и подошла к окну. В темном стекле было видно только ее отражение.
– Про склонность к нестандартным решениям… – сказала Маша, водя пальцем по холодному стеклу. – В одиннадцатом Юлька влюбилась в Лёшку Демьянова. Тут надо пояснить, что Демьянов был самым красивым мальчиком в нашем классе.
За ее спиной угрожающе фыркнул Бабкин.
– Можешь не фыркать, – обернулась Маша. – Он действительно был красавчик: нос прямой, лоб высокий, губы резные – прямо римская скульптура. Но ужасно самовлюбленный! Говорил о себе с гордостью: «Я – сын офицера!» Папаша у него был военный.
– Нашла в кого влюбиться!
– Как мы выражались в школе, Юльке ничего не светило. Демьянов был избалован вниманием девочек. А тут какая-то Зинчук! И вот тогда во всей красе проявился Юлькин характер. Я бы на ее месте тихо страдала и любовалась Демьяновым издалека. А она взялась за дело.
– Грудь нарастила? – деловито спросил Бабкин.
– Вульгарный ты тип, Серега! – упрекнул его Макар. – Маш, я не поддерживаю этого питекантропа, прошу иметь в виду.
– Вообще-то он почти угадал.