Нежные щечки
Шрифт:
— Тяжело тебе? Бедненький.
Голос Касуми доносится откуда-то издалека. Он порывается объяснить ей, что у него ничего не болит, но голоса нет. Физических страданий он, в общем-то, и не чувствовал. Его сознание — без его на то воли — куда-то отдаляется, а потом стремительно возвращается; мечущееся сознание меряется силами с его собственным, изначальным сознанием — и это то, что мучает Уцуми. Ему бы и хотелось отдаться мечущемуся сознанию, но этому препятствует сам Уцуми.
Неожиданно он видит что-то удивительное. Загадочное сияние. Впереди идет маленькая девочка — вокруг нее светящийся ореол. Короткие волосы под каре, белые шорты. Так ведь это Юка — дочка Касуми. «Юка!» — кричит Уцуми. Девочка оборачивается. Лицом поразительно похожа на Касуми. То же выражение
— Ты сказал «Юка»?
Опять откуда-то издалека доносится голос Касуми. Уцуми чувствует, как в этот момент мечущееся сознание уносит его куда-то прочь. Подожди! Не отпускай меня! Уцуми нервничает, хватается за что-нибудь, что не позволяет ему унестись прочь. Наверное, это рука Касуми, думает он, такая мягкая и такая знакомая. Он изо всех сил держится за нее. Но то, другое сознание уже снова работает вовсю. Скорость, с которой оно мечется, как бывает на американских горках в самом конце спуска, все возрастает. Что ждет его дальше, куда его несет? Уцуми храбро, из последних сил, пытается разглядеть, что ждет его впереди.
Уцуми стоит один на велосипедной стоянке у школы. Ранняя весна, тусклый, пасмурный день. Смеркается. На стоянке ни души, темно. Сплющенный школьный портфель валяется на бетонном полу среди мусора. В левой руке он аккуратно держит шлем. Перед ним — с десяток 400-кубовых мотоциклов. Самый крайний «SR» стоит безжалостно ободранный, почти голый: ни зеркала, ни сиденья, ни боковой крышки, ни приборной панели. Явно хотели досадить — сняли даже свечу зажигания. Охваченный гневом, Уцуми долго не мог оторвать глаз от того, что осталось от его мотоцикла.
Снова возникший Уцуми кладет шлем в заднюю корзинку велосипеда. Достает ключ из кармана брюк, направляется к «CB400F». Проворным движением открывает крышку бензобака ключом. Из другого кармана достает бумажный пакетик сахара. Разрывает его и засыпает сахар в бензобак. Оглядывается вокруг, ставит крышку бензобака на место. Закрывает ключом и, как ни в чем не бывало, снова берет шлем в левую руку и уходит. Все это занимает не больше пяти минут.
Уцуми возвращается в класс, засовывает в карман засаленного школьного пиджака, висящего на спинке стула, ключ. Со стадиона доносятся грубые крики его одноклассников, играющих в футбол. Другая часть класса отсиживается за спортзалом — должно быть, курят. Когда он сидит у выхода, переобуваясь в кроссовки, с улицы вбегает куча подростков, поднимая на пути столбы пыли. Один из них обращается к Уцуми:
— Говорят, с твоего мотоцикла детали украли.
— Ага.
— Пешком пойдешь? — смеется парень, глядя на шлем. — Так тебе шлем теперь не нужен. Дай поносить.
— Пока. — Не обращая на него внимания, Уцуми выходит из школы.
На следующий день парень в школу не приходит. Один одноклассник шепчет Уцуми:
— Говорят, двигатель загорелся и он перевернулся. Ноги переломал, теперь месяца два лечиться будет.
— Ну и идиот. Не мог сцепление нажать, что ли?
Внутри Уцуми бешено клокочет чувство, схожее с наслаждением.
— С девчонкой ехал, спешил. Девчонка тоже пострадала.
Человек этот — вор, поэтому Уцуми наплевать, переломал он ноги или умер. Тот, кто нанес ему ущерб, должен быть наказан. Только девчонку он не учел. То, что пострадал кто-то еще, некоторое время тревожит его, но и об этом он скоро забывает. Потому что с его мотоцикла перестают исчезать детали.
Спустя какое-то время до него доходят слухи, что девчонка во время аварии была без шлема и ей на лицо пришлось наложить несколько десятков швов. Он потрясен, чувствует себя чуть ли не преступником. Он хладнокровно совершил поступок, который был почти преступлением. Это становится для школьника Уцуми страшным открытием. Если бы он не подсыпал сахар в бензин или же хотя бы одолжил тому парню свой шлем, в жизни девчонки, возможно, ничего бы не изменилось. Но Уцуми больше всего на свете любил «принимать меры». Другими словами, ему нравилось мстить, и причина была в его любви к агрессивному соперничеству. Уцуми нравилось вступать в состязание и в конечном
— А каким полицейским ты хочешь стать?
Этот вопрос поставил его в тупик. С самого начала он твердо знал только одно: что не кончит свою карьеру рядовым полицейским, как отец. В голове Уцуми выстроилась абсолютно четкая иерархия. Он собирался подняться в этой иерархии до самого верха, насколько это было возможно. И чем выше он будет взбираться, тем ближе будет к тем, кто «принимает меры». Чтобы наслаждаться возможностью наказывать, нужно было обладать властью. Этот принцип лежал в основе работы всей полицейской машины, идеально совпадая с мечтами Уцуми. Для него вопрос «каким полицейским он хочет стать» не стоял, ему было важно, только «на какой должности он хочет служить».
— Я хочу стать следователем в Первом отделе и дослужиться до начальника отделения.
— Зачем?
— Потому что так мне хочется.
— Почему тебе этого хочется?
— Разве это не круто?
— Круто не круто, работа полицейского ничего общего с этим не имеет. — Отец с беспокойством посмотрел на Уцуми.
Возможно, он смог увидеть в сыне что-то, скрытое глубоко внутри.
Уцуми презирал отца, считая его слабаком. Он твердо решил, что сам никогда таким не будет. Когда он поступил в полицейскую академию, то старшекурсники сразу обратили внимание на самодовольного нахала, и Уцуми, без всяких на то оснований, был наказан. Он хорошо усвоил, что те, кто точно соответствует критериям полицейского аппарата, видят друг друга издалека. Его попытались сломить, потому что он лучше других, решил для себя Уцуми. Он отчетливо осознал, что с этим ничего поделать не может. Расставшись с иллюзиями, он и вправду сумел стать лучшим. Для начала он создал свою собственную иерархию среди однокурсников. Уцуми, превосходящий большинство из них умом, физической силой и силой духа, вертел как хотел своими малодушными однокурсниками, заставляя их оказывать ему всякие услуги. Срок обучения в академии был год и три месяца. Отучившись полсрока, Уцуми взял власть в школе в свои руки и командовал другими в лучших традициях тюремного старосты. Слабаки были у него на побегушках. Ему ни разу не пришлось покупать самому сигареты, выпивку или комиксы. Он устранил всех, кто пытался или был способен оказать ему сопротивление. С теми же, кто был ему не по зубам, что случалось крайне редко, он был осмотрителен, про себя решив, что о том, как их использовать, подумает потом, когда начнет работать в полиции. Было понятно, что те, кто еще лучше, чем он сам, быстро сделают карьеру.
Действуя таким образом в отношении старшекурсников, однокурсников и тех, кто был младше, он одновременно пытался показать себя с лучшей стороны перед преподавателями, пользующимися в академии безраздельной властью. Ради этого он готов был терпеть любые унижения: был в первых рядах, когда требовалось стричься наголо или идти в нелепых трениках в обтяжку на марш-бросок, который в академии называли экскурсией. Он зарабатывал себе баллы, будучи всегда в первых рядах. Преподавателям не к чему было придраться. А система-то работает проще некуда, подумал Уцуми.
Став полицейским, Уцуми в полной мере воплотил в жизнь то, чему научился в академии. У него было «Руководство по выживанию», созданное самим Уцуми для того, чтобы уцелеть в структуре под названием «Полиция». Его целью было стать следователем Первого отдела. Путь, который ему предстояло пройти, был не коротким, но он не собирался отступать. Дорога к мечте была одна — длинная, но очевидная. Сколько на его пути было тех, кого Уцуми отпихнул, тех, кто отдалился от него, кто оказался в проигравших, он и не считал.