Незнакомцы в поезде
Шрифт:
Гай уже дошел до северной границы Центрального парка, когда до него дошло, что у него нет с собой пистолета. И перчаток тоже. А времени четверть восьмого. Хорошенькое начало! Он поймал такси и попросил водителя, чтобы тот побыстрее подвез его к дому.
В конце концов, времени еще вполне хватало, настолько хватало, что он несколько минут в рассеянности походил по комнате. Может, стоить надеть ботинки на каучуковой подошве? А шляпу надевать? Он достал из нижнего ящика письменного стола "люгер" и положил его на стол. Под пистолетом был сложенный листок с планом, нарисованным Бруно. Гай раскрыл листок, но тут же выбросил его в мусорную корзину — настолько всё в нем было знакомым. Затем он взял пурпурные хлопчатобумажные перчатки из ночного столика рядом с кроватью. На
Взгляд его остановился на "люгере", и пистолет показался ему как никогда огромным. Идиотизм со стороны того, кто сделал такую громадину! Он достал собственный маленький револьвер из верхнего ящика. Его перламутровая ручка так красиво сияла! Его короткий и узкий ствол выражал любопытство и готовность к работе, а также сдержанную и мужественную силу. Нельзя забывать, что он собирался оставить "люгер" там, в спальной комнате, потому что это был пистолет Бруно. Впрочем, теперь, похоже, не имеет смысла тащить с собой эту тяжелую штуковину только ради этого. Он действительно не чувствовал теперь никакой враждебности в отношении Бруно, и это показалось ему странным.
Какое-то время Гай был в крайней растерянности. Конечно, надо брать "люгер", ведь в плане стоял "люгер"! И Гай положил "люгер" в карман пальто. Затем взял с письменного стола перчатки. Перчатки были пурпурного цвета, а фланелевый чехол его револьвера — лавандового. Внезапно ему подумалось, что перчатки и чехол пистолета гармонируют друг с другом по цвету и надо взять маленький револьвер, а потому переложил "люгер" из кармана пальто в нижний ящик стола, а револьвер сунул в карман. Он и не проверял, всё ли взял, потому что так часто читал планы Бруно, что чутьем чувствовал: всё обстоит как надо. Затем он налил себе стакан воды, но вылил воду в плющ: он подумал, что чашечка кофе будет ему полезнее, она взбодрит его. Кофе он выпьет на станции в Грейт-Неке.
В поезде его нечаянно толкнули в плечо, и в этот момент, когда его нервы были напряжены до предела и он ждал любого подвоха, у него в голове выстроилась цепочка слов, которые чудом не оказались на языке: "У меня в кармане вовсе не оружие. Я никогда не смотрел на эту штуку как на оружие. Я купил его не потому, что это оружие". И сразу ему стало легче, потому что он знал, что собирается убить этой штукой. Он был такой же, как Бруно. Ему не раз приходила в голову эта мысль, только он трусливо отметал ее. Бруно приготовил для него каждый шаг, и всё пройдет хорошо, потому что у Бруно всё всегда проходило хорошо. Мир устроен для таких, как Бруно.
Когда он вышел из поезда, на улице была изморось, почти мокрый туман. Гай пошел прямо к стоянке автобусов по указанному Бруно маршруту. Через окошко автобуса дул ветер, более прохладный, чем в Нью-Йорке, чувствовалась свежесть загородного воздуха. С освещенной стоянки автобус нырнул в темноту дороги с домами по обеим сторонам. Гай вспомнил, что хотел выпить кофе на станции. Оплошность вызвала у него такое раздражение, что он чуть не вышел из автобуса, чтобы поехать назад. После чашечки кофе он иными глазами смотрел бы на мир. Ведь речь идет о его жизни. Но на остановке "Грант-стрит" он вышел, как заведенный, и ощущение того, что он движется точно по проложенной колее, вернуло ему самообладание.
Он шлепал по мокрой и грязной дороге. Перед ним пробежала девушка, за ней захлопнулась дверь, и этот звук прозвучал мирно и знакомо. Вот фонарный столб, помеченный на всех планах Бруно, и одинокое дерево, а дальше влево темнота и деревья. Вокруг лампы висел маслянистый желто-голубой ореол. К нему медленно приближался автомобиль, свет его фар прыгал на неровностях дороги. Автомобиль поравнялся с ним и поехал дальше.
Назначенный пункт появился перед ним внезапно, словно перед ним поднялся занавес и открыл ему сцену, которая была ему хорошо знакома: белая длинная оштукатуренная стена семи футов в высоту, на фоне которой там и тут чернеют тени свисающих через нее вишневых деревьев, а далее торчит треугольник крыши дома. "Собачьего дома". Гай пересек улицу. До него донесся шум медленных шагов. Он переждал в тени стены, пока фигура
Теперь ему стало видно шесть ступенек черного хода — их боковые стороны были выкрашены в белый цвет — и неясную пелену крон "собачьего дерева" вокруг всего дома. Как ему и раньше показалось из рисунков Бруно, дом был слишком мал для того, чтобы иметь десять двойных скатов, сделанных, очевидно, потому, что клиенту нравились такие крыши, вот и всё. Он прошел вдоль внутренней стороны стены, пока в испуге не остановился от треска ветки, на которую наступил. "Срежь угол лужайки", — инструктировал Бруно. Вот почему тут хрустнувшая ветка.
Когда он двинулся к дому, шляпа зацепилась за ветку и упала. Он запихнул ее на груди в пальто, после чего опустил руку в карман, где лежал ключ. Когда он успел надеть перчатки? Он задержал дыхание и легкой трусцой направился через лужайку, легкий и проворный, как кошка. "Я уже проделывал это сотни раз, — думал он, — и этот раз — один из сотен". На краю газона он задержался и взглянул на хорошо знакомый гараж, к которому сворачивала дорожка гравия, потом поднялся на шесть ступенек к черному ходу. Тяжелая дверь открылась бесшумно, и он взялся за ручку второй двери. Но другая дверь с йельским замком сразу не поддалась, и Гая охватило подобие растерянности, но тут он приложил усилие побольше и дверь поддалась. С левой стороны он услышал тиканье часов на кухонном столе. Он знал, что там стол, хотя видел только тьму и менее темные очертания предметов — белую большую печь, стол прислуги и кресло по левую сторону, шкафы. Он двинулся по диагонали к лестнице и стал подниматься, отсчитывая ступеньки. "Я предпочел бы, чтобы ты воспользовался главной лестницей, но она вся страшно скрипит". Он шел медленно, тело его было предельно напряжено. Он водил глазами, обходил кадки с растениями, которых в действительности не видел. Внезапная мысль о том, что он похож на больного сомнамбулизмом, зародила в нем панику.
"Вначале двенадцать ступенек, перешагнуть седьмую. Потом, после поворота, два маленьких лестничных марша… Четвертую ступеньку перешагнуть, потом третью… Наверху сделать широкий шаг… Помнить, что двигаться надо в рваном ритме…". Он перешагнул четвертую ступеньку на первом маленьком марше. На повороте перед последним маршем имелось круглое окно, Гай это помнил по бумагам: "Дом строился под привычки тех, кто там собирался жить… Будет ли ребенок останавливаться у круглого окна, прежде чем пройти пятнадцать ступенек в свою комнату?". В десяти футах впереди слева была комната дворецкого. "Это ближайшая комната, где кто-то есть", вспомнил Гай наставления Бруно, проходя мимо темной колонны у двери.
Пол тихо и жалобно застонал под ногой Гая, и он проворно убрал ногу, затем выждал и обогнул опасную точку. Его рука деликатно коснулась ручки двери холла. Когда он отворял дверь, тиканье часов на площадке парадной лестницы стало раздаваться сильнее, и Гай в течение нескольких секунд, не зная зачем, прислушивался к этому звуку. Он услышал вздох.
Вздох на парадной лестнице!
Это шумно заработали часы, отбивая время. Ручка двери слегка загремела, и Гай сжал ее с такой силой, что, казалось, мог раздавить. Три удара, четыре. Закрыть дверь, пока дворецкий не услышал! Поэтому Бруно сказал, что между 11 часами и полуночью? Черт, чего он не взял "люгер"? Гай с еле слышным стуком закрыл дверь. Он взмок, жар из-под воротника пальто поднимался в лицо. Тем временем бой часов продолжался. Наконец прозвучал последний удар.