Незнакомцы в поезде
Шрифт:
Гай прислушался. Ничего, кроме глухого тик-так. Он открыл дверь и вошел в главный холл. "Дверь отца прямо справа". Он опять на верном пути. Наверняка он уже бывал здесь, в пустом холле с серым ковром и кремовыми стенами, мраморным столиком сразу возле лестницы. Холл отличался особым запахом, и даже этот запах был ему знаком. Вдруг застучало в висках от мысли, что отец Бруно стоит за дверью, затаив дыхание, как это делает сам Гай. Но Гай так долго сдерживает дыхание, что старший Бруно умер бы за это время, если бы делал то же самое. Ерунда, конечно. Открывай дверь!
Левой рукой Гай взялся за ручку двери, а правая рука сама опустилась в карман за револьвером. Он вел себя сейчас, как машина, не ощущая опасности, не опасаясь за свою уязвимость. Он был здесь до этого много-много раз, он убивал его много раз, и это только один из многих раз.
Револьвер был уже в руке и нацелен на кровать, казавшуюся, впрочем, пустой, как он ни приглядывался.
Гай взглянул на окно над правым плечом. Окно было приоткрыто на длину ладони, а Бруно уверял, что оно будет открыто нараспашку. А, это из-за промозглой погоды. Он еще внимательнее вгляделся в кровать, и у него мурашки поползли по коже, когда увидел очертания головы возле самой стены щекой на подушке, отвернувшись, словно демонстрируя тем самым пренебрежение к нему. Лицо было темнее волос, которые смешались в темноте по цвету с подушкой. Револьвер был нацелен в голову.
Другой бы выстрелил в грудь. Как бы подчиняясь мысли, револьвер прицелился в грудь. Гай крадучись подступил поближе к кровати и снова взглянул на окно, оказавшееся позади него. Шума дыхания не было слышно. Казалось, что человек не подает признаков жизни. Именно в таком духе говорил он сам себе: мол, это всего-навсего цель. А поскольку он не знаком с объектом, то получается убийство как на войне. Ну?
— Ха-ха-ха! — раздалось за окном.
Гай вздрогнул, и револьвер вздрогнул.
Смех, девичий смех, доносился издалека. Издалека, но отчетливо, как выстрел. Гай облизал губы. Живость этого смеха словно смела всё с этой мрачной сцены, ничего не оставив на своем месте. И вот снова этот вакуум заполняется им, стоящим с револьвером в руке и готовящимся убить. Все эти ощущения пролетели за время между двумя ударами сердца. Жизнь. По улице гуляет молодая девушка. С молодым человеком, может быть. И человек, спящий в кровати, живой. Нет, не надо думать! Ты делаешь это ради Энн, помни! Ради Энн и себя! Это вроде убийства на войне, это вроде убийства…
Он нажал на спусковой крючок. Получился просто щелчок. Он снова нажал — и снова щелчок. Да это просто представление!
Сплошной трюк, ничего на самом деле и нет! И он, стоящий здесь, тоже нереальность! Он снова нажал на спусковой крючок.
Комната наполнилась грохотом. Его пальцы оцепенели от страха. Грохот повторился, будто взорвалась оболочка мира.
— Кх, — послышалось с кровати, при этом человек стал оборачиваться лицом кверху, обозначились линии головы и плеч.
В следующий миг Гай уже падал на крышу крыльца, словно проснувшись от долгого кошмара. Его рука случайно нашла деревянный брус перекрытия, уцепилась, притормозила дальнейшее падение. Он приземлился на руки и колени. Под ним оказались ступени крыльца. Гай вскочил, спрыгнул со ступеней, побежал вдоль стены дома, затем срезал угол лужайки по направлению к ящику из-под молока. Мокрая земля, казалось ему, хватала его за подошвы, и он отчаянно размахивал руками, стараясь ускорить бег. Вот она какая — жизнь. Жизнь — это не смех, который он слышал там наверху. Это ночной кошмар, вызывающий оцепенение и неспособность вырваться из него.
— Эй! — раздался голос.
Его преследует тот самый слуга. Гай чувствовал его близость. Настоящий ночной кошмар!
— Эй ты!
Гай повернул под вишневое дерево и остановился, сжав кулак. Преследователь был не совсем близко, но виден. Дико несущаяся фигура в белой, развевающейся, как дым на ветру, пижаме, повернула в его сторону. Гай стоял, словно охваченный параличом, и ждал.
— Эй!
Гай направил удар в подбородок, и белая фигура рухнула на землю.
Гай прыгнул к стене.
Перед ним возвышалась темная масса. Он воспользовался маленьким деревом, потом нога его нашла какой-то выступ. Он взобрался на стену и тут же
У него было такое ощущение, словно его разнесло на куски взрывом, и он не мог собрать остатки энергии, чтобы заставить себя двигаться, да и не хотел. Ему вспомнилось, как в старшем классе школы его ударили по ноге по время футбола, когда он лежал на траве, как сейчас, не в силах слова вымолвить от боли. Он вспомнил ужин того дня, вспомнил, как мать подавала ему бутылку с горячей водой в постель, прикосновение ее рук, когда она подоткнула одеяло ему под подбородок… Выступавший из-под земли острый камень, как пила, царапал его дрожащие руки. Он прикусил губу и постарался расшевелить мозги. Мысль его работала лениво, словно у человека полупроснувшегося, да еще невыспавшегося. Однако он сообразил, что надо немедленно подниматься на ноги, потому что он пока еще не в безопасности. Он слишком близко к дому. Внезапно его руки и ноги зашевелились, словно получив заряд скопившейся статической энергии, и в следующий миг он уже бежал по полю.
Странный звук заставил его остановиться — тихие музыкальные завывания, донесшиеся со всех сторон.
Несомненно, это сирены полицейских автомашин. Ему даже пришла в голову бредовая мысль, что там мог быть и самолет. Он продолжал бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от сирен, которые теперь доносились слева сзади, и в то же время понимал, что ему следовало бы повернуть влево, чтобы выйти на ту маленькую дорогу. Он уже долго бежал вдоль оштукатуренной стены и начал поворачивать влево, чтобы пересечь главную дорогу, которая наверняка лежала в этом направлении, когда понял, что сирены доносятся с этой самой главной дороги. Переждать? Но ждать он не мог. И он продолжал бежать — параллельно главной дороге и завывающим полицейским машинам. Нога его за что-то зацепилась, и он упал, выругавшись. Теперь он лежал в канаве, раскинув руки, причем правая высовывалась наверх. От обиды и бессилия он начал всхлипывать. Левая рука чувствовала себя неуютно. Оказалось, она лежала в воде. Гай почему-то подумал, что так может залить и часы. Он хотел вытянуть руку из воды, но не сделал этого, словно на руку действовали две равнодействующие — одна, которая хотела сдвинуть ее, а другая — которая не давала сделать этого. Ему подумалось, что он мог бы и уснуть в таком положении, хотя это и казалось невероятным. "И тогда полиция окружит меня", — подумал он, и снова поднялся и побежал.
Совсем близко, справа от него, победно завыла сирена, словно они нашли его.
Светящийся прямоугольник возник перед ним — он едва успел увернуться от столкновения. Окно! Он едва не налетел на дом. Весь мир проснулся! А ему позарез необходимо пересечь дорогу!
Полицейская машина проехала по дороге в тридцати футах от него, и сквозь кусты мелькнули ее огни. Еще одна сирена завыла левее — там, где должен быть дом, и затихла в отдалении. Не успела машина отъехать на безопасное расстояние, Гай, пригнувшись, перебежал дорогу и углубился в темноту. Теперь неважно, где эта маленькая дорога, нужно как можно дальше бежать от дома в этом направлении. "Там к югу что-то вроде темной рощицы, там хорошо спрятаться, если не найдешь той маленькой дороги… Не пытайся избавиться от люгера, что бы ни случилось на пути между моим домом и ж/д станцией". Рука Гая скользнула в карман и через дырки в перчатках почувствовала холод маленького револьвера. Он даже не помнил, как положил его в карман. А представить, что он потерял его и он так и лежал бы на голубом ковре! Нашел время о чем думать!