Незнакомцы в поезде

Хайсмит Патриция

Надо немедленно идти и садиться за работу. Но он сейчас почувствовал в ногах ту неукротимую энергию, которая приходила к нему каждый вечер и заставляла его выходить на улицы в тщетном стремлении сжечь ее. Эта энергия пугала его, потому что он не находил себе такой задачи, выполнение которой могло бы вобрать в себя эту энергию, и поэтому ему думалось иногда, что такой задачей могло бы быть его самоубийство. Однако очень глубоко внутренне и помимо его воли его существо корнями своими цеплялось за жизнь, и он чувствовал, что самоубийство было бы трусливым выходом из положения и безжалостным поступком в отношении тех, кто любит его.

Он думал о своей матери и чувствовал, что больше никогда не даст ей обнять себя. Он помнил, как она говорила ему,

что все мужчины одинаково хорошие. Зло, говорила она, привносится в них извне, со стороны. И Гай верил в справедливость этих слов в течение тех нескольких месяцев после Мириам, когда ему хотелось убить ее любовника Стива. Так он считал и в поезде, читая своего Платона. В нем самом пристяжная лошадь возничего всегда слушалась, как и основная. Но любовь и ненависть, думал он теперь, добро и зло живут бок о бок в человеческом сердце. И не в разных пропорциях в разных людях, а всё добро и всё зло целиком в каждом. Только в одних это надо еще поискать, а других лишь чуть поскрести. Все вещи имеют рядом с собой свою противоположность, всякому решению есть противное обоснование, у всякого животного есть свой враг, есть мужчина, а есть женщина, есть положительное, а есть отрицательное. Расщепление атома было единственным настоящим разрушением, ломкой всемирного закона единичности. Ничто не существует без своей противоположности, тесно с ним связанной. Может ли быть пространство в здании без стен, ограничивающих его? Может ли энергия существовать без материи или материя без энергии? Состояние спокойствия и движение, считавшиеся противоположностью, теперь известны как неразрывно единые.

И Бруно, он и Бруно. Каждый из них являет собой то, чем другой быть не хотел бы, противоположностью себе, и каждый думает, что он это ненавидит, а на самом деле, возможно, любит.

В какой-то момент Гай подумал про себя, что сошел с ума. Тут же ему пришло в голову, что сумасшествие и гений тоже часто соседствуют. Но какой же заурядной жизнью живут большинство людей! В средних слоях воды, как большинство рыб.

Нет, существует дуализм, пропитывающий природу до мельчайшего протона и электрона внутри мельчайшего атома. Наука бьется над расщеплением электрона и, может быть, из этого ничего не выйдет, потому что за этим, может быть, стоит лишь одна идея — одна-единственная истина, что всегда существует противоположность. Возможно, Бог и Дьявол танцуют рука об руку вокруг каждого электрона!

Гай бросил окурок в корзину для мусора и промахнулся.

Нагнувшись к корзине, он увидел там скомканный лист, на котором прошлым вечером написал одно из своих бурных добровольных признаний в содеянном. Это вернуло его к отвратительному настоящему, наступавшему на него со всех сторон — Бруно, Энн, эта комната, этот вечер, завтрашнее совещание по поводу больницы.

Ближе к полуночи, когда его потянуло в дремоту, он вышел из-за стола и лег на кровать, боясь начать раздеваться, чтобы не отогнать сон.

Ему снилось, что он проснулся среди ночи от звука медленного, настороженного дыхания, которое он слышал в своей комнате каждую ночь, когда пытался уснуть. Сейчас оно доносилось из-за окна. Кто-то карабкался вверх по стене. Высокая фигура в огромной накидке с капюшоном, похожая на летучую мышь, вдруг впрыгнула в комнату.

— Я здесь, — произнесла фигура настоящим голосом.

Гай спрыгнул с кровати, чтобы наброситься на пришельца.

— Кто ты? — спросил он и увидел, что это Бруно.

Бруно скорее сдерживал нападение, чем старался дать отпор. Если бы Гай применил всю свою силу, он смог бы припечатать Бруно к полу. Как это ни трудно сделать во сне, он сделал-таки предельное усилие. И вот Бруно приперт коленом к полу и Гай уже душит его, а тот улыбается ему как ни в чем не бывало.

— Я — это ты, — наконец ответил Бруно.

Гай очнулся ото сна с тяжелой головой и весь мокрый. Он сел на кровати и настороженно осмотрел пустую комнату. Доносились какие-то приглушенные звуки, точно змея ползла по бетонному двору и своими влажными кольцами ударяла

и царапала по стене. Потом Гай вдруг осознал, что это дождь, нежный и серебристый летний дождь, и снова улегся головой на подушку. Он тихо заплакал. Он думал о косом дожде, падающем на землю. Тот словно спрашивал: Где молодые побеги, которые я должен полить? Где новая жизнь, которая зависит от меня?.. "А где та зеленая лоза, Энн, какой мы видели любовь в молодости?" — написал он на том измятом листе бумаги прошлым вечером. Дождь найдет ту новую жизнь, которая ждет его на земле. Та его часть, которая упала во двор, это просто излишек. "А где та зеленая лоза, Энн?.."

Гай лежал с открытыми глазами, пока в его окно на цыпочках не прокралась утренняя заря — как тот незнакомец, что впрыгнул в него. Как Бруно. Гай встал, зажег свет, задернул шторы и вернулся к работе.

Двадцать девятая

Гай ударил по тормозам, но автомобиль, завизжав, продолжал надвигаться на ребенка. Раздался слабый шум падающего велосипеда. Гай выскочил, обежал машину, больно ударившись коленом о бампер, и поднял ребенка на руки.

— Всё хорошо, — произнес мальчик.

— Всё нормально, Гай? — спросила подбежавшая Энн. Она побелела, как и мальчишка.

— Думаю, что да.

Гай зажал переднее колесо между коленями и выпрямил руль, чувствуя, как мальчик с любопытством смотрит на сильно дрожащие руки Гая.

— Спасибо, — сказал мальчик.

Гай, как на чудо, смотрел, как тот сел на велосипед и покрутил педалями дальше. Затем он взглянул на Энн и тихо произнес дрожащим голосом:

— Я сегодня не смогу больше вести.

— Конечно, — так же тихо ответила Энн, но ее глазах, когда она направилась к месту водителя, Гай заметил затаившееся подозрение.

Вернувшись в машину, Гай извинился перед Фолкнерами за случившееся, они ответили в том смысле, что, мол, такое бывает со всеми автомобилистами, но в молчании, установившемся позади, Гай почувствовал страх и ужас. Он видел, как мальчик подходит к перекрестку, как тот останавливается, чтобы пропустить Гая, но Гай повел машину чуть в сторону, словно желая сбить мальчишку. Неужели хотел? Не в силах унять дрожь, он закурил. Это просто плохая координация, объяснял он себе. Он за последние две недели сталкивался с этим сотню раз: у него были неприятности с вращающимися дверями, он не мог вести строку ровно по линии, его часто посещало ощущение отсутствия в том месте, где он находится в данный момент. С мрачным видом он попытался восстановить в памяти, что же он делал, пока вел автомобиль Энн в Элтон, куда они ехали смотреть новый дом. Дом был уже готов. Энн с матерью на прошлой недели повесили там драпировки. Было воскресенье, почти полдень. Энн сказала ему, что вчера получила прелестное письмецо от его матери. Мать сообщала, что выслала три вязанных передника и много домашних солений и варений — чтобы было с чего начинать заполнение кухонных полок. Помнил ли он об этом? Всё, что он помнил — это то, что у него в кармане лежали наброски по больнице в Бронксе, о которой он так еще и не сказал Энн. Ему хотелось бы уехать куда-нибудь и засесть за работу, и не делать ничего, кроме работы, не видеть никого, даже Энн. Он искоса взглянул на нее, на ее поднятую голову, холодное лицо с тонкой дужкой очков на переносице. Ее тонкие сильные руки мастерски справлялись с баранкой на поворотах. Внезапно ему подумалось, что она больше любит свой автомобиль, чем его.

— Если кто-нибудь проголодался, пусть говорит сейчас, — заявила Энн. — После этого маленького магазинчика много миль ничего такого не будет.

Никто еще не проголодался.

— Раз в году можно было бы пригласить меня на обед, Энн, — подал голос отец. — На пару уток или перепелов. Я слышал, в здешних местах хорошая охота. Вы как, оружием владеете, Гай?

Энн свернула на дорогу, которая вела к дому.

— Нормально, сэр, — еле выдавил из себя Гай, споткнувшись дважды. Сердце запрыгало так, что только бегом его можно было бы успокоить.