Незнакомцы в поезде
Шрифт:
— Отнесите его… пожалуй — в гостевую, — сказала Энн.
— Это хороший знак, Энн, — со смехом сказала Хелен. — На новоселье кто-то из гостей должен остаться на ночь, знай. Первый гость!
К Гаю подошел Кристофер Нельсон.
— Где ты его откопал? Я видел, как он в "Грейт-Нет-клабе" часто отключался.
Гай осведомился у Тедди, не приглашал ли он Бруно. Тедди сказал, что нет и вообще не может сказать о нем ничего кроме того, что не переносит его.
Гай поднялся в кабинет и закрыл за собой дверь. На рабочем столе лежал незаконченный план универмага. Совесть заставила Гая взять работу домой, чтобы закончить ее в выходные дни. Знакомые линии, расплывавшиеся от выпитого, сейчас вызывали у него тошноту. Он взял чистый лист
Тридцать третья глава
Универмаг приняли с высокой оценкой — вначале Хортоны, а затем и заказчик — мистер Ховард Виндем, который пришел в офис в начале второй половины дня в понедельник, чтобы взглянуть на проект. Гай наградил себя тем, что остаток дня курил в офисе и перелистывал книгу "Religio Medici" в сафьяновом переплете, которую купил в магазине Брентано ко дню рождения Энн. Интересно, какое задание дадут ему в следующий раз. Он листал книгу и вспоминал отрывки, которые, бывало, нравились ему и Питеру. "Человек без сердцевины всё жив во мне"… Какую еще гадость предложат ему сделать в следующий раз? Одно задание он уже выполнил. Разве этого не достаточно? Новое дело вроде этого универмага будет для него невыносимым. И это не жалость к себе, а просто жизнь. Он пока жив, если ему угодно винить себя за это. Гай встал из-за письменного стола, прошел к пишущей машинке и начал писать заявление об увольнении.
Энн настаивала, чтобы они пошли погулять в какой-нибудь ресторан. Она была так рада, счастье так переполняло ее, что Гай почувствовал, что и у него настроение немного поднялось, но очень уж неуверенно, как воздушный змей неуверенно поднимается вверх в тихий день. Он наблюдал, как она расчесывает назад и набок волосы, затем закрепляет их сзади заколкой.
— Гай, а не могли бы мы совершить сейчас круиз? — спросила она, когда они спустились в гостиную.
Энн очень мечтала о круизе на "Индии" вдоль берегов — свадебном путешествии, которое они отложили. Гай намеревался отдать всё свое время работе в чертежных, где делали его чертежи по больнице, но и Энн он отказать сейчас не мог.
— Как скоро мы могли бы, по-твоему, отправиться? Через пять дней? Через неделю?
— Может быть, через пять, — ответил Гай.
— Ой, я сейчас вспомнила, — со вздохом сказала она. — Мне нельзя уезжать до двадцать третьего. Из Калифорнии приедет один человек, он интересуется нашими изделиями из хлопка.
— А демонстрации мод не будет в конце этого месяца?
— О, это Лилиан возьмет на себя. — Энн улыбнулась. — Как это чудно с твоей стороны, что ты помнишь.
Он подождал, пока она справится с капюшоном своей леопардовой шубки и с удивлением представил себе, как она будет вести на следующей неделе жесткие переговоры с человеком из Калифорнии. Этого она на Лилиан не оставит. На Энн держится полконторы. И тут он впервые заметил оранжевые цветы на длинных ножках в вазочке на кофейном столике.
— Откуда они? — спросил Гай.
— От Чарли Бруно. С извинениями за то, что он отключился в пятницу вечером. — Энн засмеялась. — Я думаю, это довольно мило.
Гай пристально смотрел на цветы.
— Что это за цветы?
— Африканские маргаритки. — С этими словами Энн открыла перед Гаем дверь, и они вышли к машине.
Она была польщена цветами, подумал Гай. Но ее мнение о Бруно, это он точно знал, резко пошатнулось после пятницы. Гай подумал о том, как тесно они связаны с Бруно в глазах двух десятков людей, который присутствовали на новоселье. Полиция может допросить их в любой день. И его самого допросят, предупредил Гай себя. А почему это его не очень-то и беспокоит? В каком он теперь состоянии души, если даже не
Следующие несколько дней он вынужден был лениво заниматься в офисе "Хортон, Хортон и Киз" интерьером универмага, и при этом спрашивал себя, не грозит ли ему опасность пошатнуться умом, если он уже немного не рехнулся. Он вспомнил ту неделю с лишним после злополучной пятницы, когда его безопасность, его существование висели, казалось, на волоске и любой нервный срыв мог привести к катастрофе. Теперь ситуация не та. И всё-таки ему снилось, как Бруно вхдит в его комнату. На рассвете он иногда приходил в себя, стоя посреди комнаты с револьвером. Он чувствовал, что его должна, и очень скоро, постигнуть расплата за содеянное, и этого никакими действиями или жертвами не предотвратить. Он чувствовал себя так, словно в нем живут два человека, один из которых способен на созидание и жить в гармонии с Создателем, а другой способен убивать. "Любой человек способен на убийство", — сказал Бруно в поезде. Неужели он тот человек, который два года назад объяснял Бобби Картрайту консольный принцип? Нет, он не тот человек, который разрабатывал больницу или даже универмаг или неделю назад полчаса споривший сам с собой по поводу выбора краски для металлического кресла на газоне за домом, а тот, который прошлым вечером взглянул в зеркало и увидел там на мгновение убийцу.
Как он может сидеть и думать об убийстве, когда через десять дней собирается плыть с Энн на белой яхте? Почему ему была ниспослана Энн или силы любить ее? Не потому ли он так легко согласился на круиз, что хотел на три недели освободиться от Бруно? Бруно, если бы захотел, мог бы отнять у него Энн. Он всегда признавал это наедине с собой, всегда был готов к такому повороту событий. Но после того как он увидел их вместе, вероятность стала каждодневной угрозой.
Гай встал и надел шляпу, собираясь пойти перекусить. Пересекая вестибюль, он услышал звук коммутатора. Девушка на коммутаторе обратилась к нему:
— Если хотите, поговорите отсюда, мистер Хейнз.
Гай взял трубку, уже уверенный, что это Бруно, и зная, что согласится на предложение Бруно встретиться с ним сегодня где-нибудь. Бруно пригласил Гая на ланч. Договорились встретиться в "Вилла д'Эсте" через десять минут.
Окна ресторана были задрапированы розово-белыми шторами. Гай испытывал такое ощущение, будто Бруно подстроил ему ловушку и за шторами прячутся полицейские. Но ему было совершенно, совершенно не страшно.
Бруно сидел в баре и, сразу заметив Гая, сполз с крутящегося стула. Гай шел с высоко поднятой, как он думал, головой. Когда он оказался рядом с Бруно, тот положил ему руку на плечо.
— Привет, Гай. У меня столик в конце этого ряда.
Бруно одел свой тот самый ржаво-коричневый костюм. Гай вспомнил, как в первый раз следовал за этими длинными ногами по качающемуся поезду в купе Бруно, но сейчас это воспоминание не вызывало в нем никакого сожаления или раскаяния. Он даже чувствовал расположение к Бруно, как это бывало у него по ночам, но никогда до сих пор днем. Его даже не возмущала очевидная радость Бруно по поводу того, что Гай принял его приглашение на ланч.
Бруно заказал коктейли и еду. Себе он заказал жареную печенку — из-за новой диеты, как он сказал, — а для Гая — яичницу "бенедикт", потому что знал, что Гай ее любит. Гай оглядывался по сторонам и рассматривал соседние столики. Смутное подозрение вызвала у него кампания из четырех красиво одетых женщин лет сорока. Все они улыбались, почти закрывая при этом глаза, каждая держала в руке коктейль. Дальше сидел полный господин европейского вида, который то и дело улыбался невидимому человеку за его столиком. Официанты носились как угорелые. Не шоу ли это, разыгрываемое ненормальными, среди которых они с Бруно — на главных ролях и самые ненормальные? Потому что каждое увиденное им движение и услышанное слово казались ему окутанными героическим мраком предначертания.