Незнакомка до востребования
Шрифт:
Оживилась Марина и тогда, когда увидела фотографию Зои в узорчатом свитере. Прижимая старую куклу к груди, маленькая Зоя со счастливыми глазами позировала неизвестному фотографу. Марина очень долго рассматривала снимок, после чего заявила, что ей кажется, что и у нее тоже был такой свитер. На что Зоя рассмеялась и сказала, что этот свитер — легендарный, что его подарила Зое, своей любимице, учительница музыки, Анжелика Александровна, которая привезла его аж из самой Англии. И что Марина несколько ночей плакала в подушку, завидуя подруге, после чего они решили, что будут носить этот свитер по очереди:
Зоя рассказала, что, уже став взрослой женщиной и научившись вязать, она сама, купив цветную пряжу, попробовала связать копию свитера, да только у нее не хватило терпения, и он так и остался недовязанным. В качестве доказательства Зоя привезла Марине пакет с пряжей, показала начатое…
Рискнули даже продемонстрировать Марине фотографию Веры. Рассматривая снимок, Марина нахмурилась и сказала, что у нее такое впечатление, что она где-то уже видела эту женщину. И что она ассоциируется у нее с какой-то маленькой комнатой, в углу которой стоит большая пальма. В доме Караваева такой пальмы нет. И кто знает, из какого пыльного уголка памяти была извлечена эта смутная и явно неправдоподобная картинка.
И вот теперь они едут в интернат. Поможет ли ей эта поездка? Узнает ли она что-нибудь или кого-нибудь, вспомнит ли свое прошлое, за которым, даст бог, потянется и придет в настоящее.
Несмотря на то что Веру она так и не вспомнила, однако жалела Караваева, который так и остался для нее «настоящим» отцом, и грустила по поводу смерти его жены. Максим рассказывал Зое и Вику о том, насколько неравнодушна Марина к этой теме, как переживает, строит различные предположения, кто и за то мог зарезать молодую женщину. Подолгу смотрит на ее фотографию, думает о чем-то своем. А потом плачет и говорит, что голова ее наполовину умерла, что мозг атрофировался, раз она ничего не помнит.
Из этого тяжелого состояния ее легко выводил Тихий, который приезжал к ней часто, увозил к себе за город, где они подолгу оставались вдвоем, вместе готовили еду, пекли яблоки, читали вслух, грелись возле камина, прогуливались, когда погода позволяла. Максим переживал, несмотря на то что полностью доверял Тихому. Понимал, что между молодыми людьми возникло настоящее чувство, что дело идет к свадьбе.
«Ну и что, — говорил он Зое и Вику, когда они оставались втроем и Марина не могла их слышать, — что она ничего не помнит. Зато у нее есть Саша, которого она любит. И кто знает, может, ее онемевшая память бережет ее от потрясений. Что, если она вспомнит, кто ее собирался убить, и испытает новый шок?»
Хотя все отлично понимали, что, пока полиция не узнает имя преступника, пытавшегося убить Марину, ей будет грозить опасность. Поэтому ее продолжали усиленно охранять, никуда не пускали одну, не сводили с нее глаз.
…Базарчик снесли, на его месте построили торговый павильон.
Зоя, увидев это из окна машины, расстроилась.
— Знаете, я бы тоже ничего здесь не узнала… Все изменилось, все по-другому… Вот здесь, к примеру, Марина, и находился этот маленький прилавок, где женщина продавала творог…
Дождь стих, все вышли из машины и теперь стояли
— Кажется, я вспомнила ее… Эту женщину, которая продавала творог! — воскликнула Марина. — Я вспомнила это еще в больнице, где в палате запахло творогом. У этой женщины было полное такое розовощекое лицо, а творог она укладывала на белую маленькую салфетку или скатерть, вышитую красными нитками.
— Супер! — воскликнул Вик.
Он последние дни находился в странном состоянии, похожем на волшебный сон. Как-то на днях случилось нечто, что развеяло все его сомнения насчет отношения к нему Зои. Долгие ее взгляды, легкие прикосновения рук, какие-то слова, которые она роняла как бы случайно, розовость щек, блеск глаз…
Оставшись в ее доме ночевать, он устроился в гостиной на широком диване перед камином, Зоя же легла в своей спальне. И вот в полночь они, подталкиваемые любовью и нежностью, двинулись навстречу друг другу. Она, закутанная в шаль, вышла из спальни и столкнулась на пороге с призраком трепещущего, сжигаемого страстью Вика…
Вспоминая эту ночь и все те безумства, что они себе, скованные прежде условностями и сомнениями, позволили, оба начинали пылать и испытывать потребность прикоснуться друг к другу.
— Ну вот, ты кое-что и вспомнила! — улыбнулась счастливая своей тайной жизнью Зоя, радуясь, однако, и за подругу.
— Не знаю… — Марина, обнимая себя руками и словно пытаясь таким образом спастись от внутреннего холода, озноба, жадно впитывала в себя серый, затуманенный больной памятью городской пейзаж. — Не знаю, что из этого выйдет. Может, мне и, правда, не стоит ничего вспоминать? Что-то как-то страшновато стало…
— Не бойся. Мы же с тобой, — приобнял ее Тихий. — Все будет хорошо.
— Я понимаю… Но была ли я такой хорошей? Я хочу сказать, может, я сама что натворила, раз меня хотят убить… Ведь убить, понимаете?
— Марина, дорогая, тебя могли попытаться убить случайно, — сказала Зоя, которая в душе разделяла опасения и страхи подруги.
— Зоя, ты сама-то веришь в то, что говоришь? — вздохнула Марина.
— Не знаю… — призналась Зоя. — Но все равно, память надо оживить. Если ты вспомнишь всю свою жизнь, то тогда наверняка вспомнишь и своего, как бы это помягче выразиться…
— …убийцу! — воскликнула Марина. — Ладно, куда пойдем? В интернат?
Интернат представлял собой два корпуса — жилой и учебный. Жилой, тот, что с колоннами, закрывал собой расположенный сзади него, через спортивную площадку, учебный корпус, где шли занятия.
Зоя с Виком разыскали своих учителей, те, увидев своих бывших воспитанников, радовались, плакали, обнимали всех троих. Марина же, глядя на них, лишь хлопала глазами, силясь вспомнить хотя бы одно лицо, понять, кто они такие и какую роль играли в ее жизни. Любила ли она их, а они — ее. Тихий крепко держал Марину за руку.