Незримая связь
Шрифт:
– Слава богам, – выдохнул тибетец.
И разжал кулак.
На его ладони лежал крошечный пластиковый браслет. С тремя яркими зелеными камушками. Дешевая детская вещь. Кажется, Садовникова видела его на запястье у Юлечки. Но это ведь бред! Иллюзия!
Однако Цирин совершенно серьезен.
Осторожно – будто реликвию – обернул браслетик носовым платком. Поместил в карман. Обернулся к Татьяне, быстро сказал:
– Мне нужно срочно туда. К Кайласу.
– А я? – пискнула девушка.
– А ты возвращайся в Дарчен.
– Но я не могу идти!
– А у тебя другого выхода
Татьяна метнула на него злобный взгляд – и (сама не понимала, как получается на обмороженных ногах) бросилась вниз.
Ложиться в китайскую больницу Таня отказалась категорически. Да и страховки у нее не имелось – когда было оформлять, если рванула в Тибет прямо из кафе, в туфельках на каблуках? Пришлось лечить обморожения «на дому» – то есть в гестхаусе. Садовникова, чтоб уж наверняка, вызвала двух врачей. Официального – тот назначил антибиотики. И «народного» – этот использовал травы. Но оба сошлись на том, что валяться ей в постели придется минимум дней пять, и Татьяна умирала со скуки. Русских книжек в Дарчене не было, телевизора тоже. Только и оставалось принимать гостей да писать эсэмэски.
Танины приятели из китайского ресторанчика навещали ее ежедневно, приносили еду и, тайком от врачей, ее любимое пиво «Эверест». Однажды явился строгий китайский чиновник. Затребовал пермиты (с ними, спасибо Дяде Тибетычу, все оказалось в порядке). Долго выспрашивал: «С какой целью вы явились в Дарчен? Почему отправились на Кайлас в одиночку, без проводника?»
Таня, как могла очаровательно, в ответ улыбалась, хлопала глазами. Бормотала стандартное: про зов сердца, что хотелось ей, уединившись со священной горой, достигнуть просветления. Чиновник глядел подозрительно, повышал голос: «Вы понимаете, что нарушили закон? Что самостоятельные выходы к Кайласу запрещены и я обязан принять меры?»
– Но я и так уже наказана, – вздыхала Татьяна. – Все болит, перепугалась до смерти. Простите меня, пожалуйста!
И положила поверх одеяла стодолларовую бумажку. Чин ловко смахнул ее себе в карман, поднялся, назидательно сказал:
– Зря вы все с ума сходите. Великий медицинский лама Западного Тибета Тенцинг Вандра говорил: «Кайлас – это просто гора. Обычная гора, и ничего более».
Что ж, возможно. Чудес не бывает.
Но едва Татьяна вернулась в Дарчен и мобильник нашел сеть, на нее обрушились эсэмэски.
Все они оказались от Юлиной мамы.
Первая, отправленная шесть часов назад – Цирин в это время как раз начал читать молитвы, – гласила:
Дочка пришла в себя! Но врачи велят не обольщаться. Сделали экспресс-анализ, показатели крови пока очень плохие.
Следующее послание явилось спустя сорок минут:
Взяли кровь снова. Показатели улучшились. Отеки спадают, температура снизилась. Юлечка улыбается, я плачу от счастья!
А еще через час – уже после того, как мелькнула над горой Кайлас белая чайка, – и лично от Таниной маленькой подружки эсэмэска пришла:
СОБИРАЮСЬ
СПАСИБО!!!
Молодец, Юлечка! – тут же отозвалась Татьяна.
И выдохнула. Жуткое напряжение разом спало.
Все. Она сделала все, что могла. Исполнила, наверно, самое главное дело своей жизни. И теперь можно снова возвращаться в собственное бытие. К суете, работе, быту. Оправдываться перед начальством за свой внезапный отъезд в Катманду. Обдумывать – если, конечно, ее еще не уволили – новую рекламную концепцию.
Хотя нет. Нужно еще Владу поблагодарить. И сообщить ей хорошие новости.
…Гришина жена на Танину эсэмэску откликнулась мгновенно: Рады за Юлю безумно. Гриша передает привет.
Он пьет? – поинтересовалась Татьяна.
Пока держится, но иллюзий я не питаю, – отозвалась Влада.
Таня презрительно улыбнулась. В талантливом дизайнере и клипмейкере она была жестоко разочарована. Можно сколько угодно говорить, что алкоголизм – тяжелое заболевание, но у Садовниковой было собственное мнение: никакая это не болезнь, а дурная привычка. Правильно Цирин говорил, что Гриша – просто слабак.
И – если б ей пришлось выбирать – она б на месте Влады лучше с Цирином осталась. Сильный мужчина. Настоящий повелитель Вселенной и всех стихий.
…Конечно же, повелитель гор тоже навестил Татьяну.
Новости о том, что Юля пошла на поправку, совершенно не удивился. Заверил:
– Не беспокойся. Мы с тобой успели, и теперь у девочки все будет хорошо.
Помолчал, хмуро добавил:
– И у той светловолосой женщины… Влады… – тоже. Если встретишь, передай, что я ее простил.
– А у меня как будет? – не растерялась Таня.
– У тебя? А тебе ничья помощь не нужна. Ты сильная. Сама справишься.
Она надула губы:
– А я-то надеялась, что ты мне подаришь какой-нибудь талисман! Вместо чайки.
Цирин хитро улыбнулся:
– Я кое-что, конечно, принес. Но не совсем то, на что ты надеялась.
И протянул Татьяне обернутый в китайскую газету сверток.
Она нетерпеливо развернула подарок. Ветхие от времени листочки. Пожелтевшие чернила… И написано – по-русски!
– Что это? – изумленно пробормотала она.
– Откуда мне знать? – беспечно сказал Цирин. – Вашего языка я не понимаю. Прочитай. Все равно болеешь, заняться нечем.
Таня быстро пробежала глазами первую фразу:
Писано в Санкт-Петербурге в 1872 году.
В ночь под Рождество позапрошлого, 1870 года, в своем доме на Фонтанке скончалась княгиня Татьяна Ртищева. Она покинула сей мир в почтенном возрасте, пережив трех своих мужей, многочисленных обожателей, подруг и сверстников – да и весь свой век. Последние годы свои проживала она в полном одиночестве, окруженная лишь верными слугами, не пожелавшими, несмотря на дарованную вольность, покинуть барыню до самого ее смертного часа…