Незыблемые выси
Шрифт:
— Да, я окажу вам услугу, — сказала Амара голосом хриплым, но с ноткой торжества. — Только не ту, о которой вы попросили.
Она коснулась Фэрфакс ладонью. И через секунду в центре пещеры стояли две совершенно одинаковые девушки, две Фэрфакс. Та, что была Амарой, сбросила теплое пальто, засучила рукав, и показался изящный рубиновый браслет.
«А на левом предплечье виднелся золотой филигранный браслет с рубинами», — так описывал Кашкари в маяке свой пророческий сон.
«Но
Амара же молча сидела среди них. Давил ли ей на руку браслет, чувствовала ли она невыносимую тяжесть будущего, высеченного в скрижалях?
Ошеломленный Тит невольно отступил на шаг, в затылке словно молотком застучало.
Настоящая Фэрфакс ахнула:
— Ты… ты многоликая!
Кашкари же только полупридушенно стонал, словно смертельно раненный зверь. Не Фэрфакс, а Амару в ее обличье вещий сон показал ему бездыханной!
— Вы спрячетесь в Горниле, — приказала Амара, оплот спокойствия и разума в той беспорядочной куче, в которую превратилась пещера. Все будущее, в которое они верили, оказалось вывернуто наизнанку. — Знаю, там должно быть неспокойно, но ненадолго вы с этим справитесь. Я спрячу книгу под видом камня.
— Я пойду с тобой, — услышал Тит свой голос.
— Почему? — воскликнула Фэрфакс.
Даже смертельный страх не мог заглушить его радость от того, что навстречу гибели идти ему, а не любимой. Тит повернулся к ней:
— Они знают, что я здесь. И будут искать, пока не найдут. Но если меня поймают, я смогу убедить их, что все остальные погибли в Люсидиасе. Если они поверят, то будут менее бдительны. Вдвоем у вас больше шансов достичь дворца незамеченными. Кроме того, Богиня Дурга хоть и выглядит, как ты, но голоса у вас разные — и Лиходей твой знает. Я буду говорить за нас обоих и оттяну момент обнаружения подмены настолько, насколько смогу.
— Но…
— Не трать время на споры. Нам дали шанс. Используй его.
Он обменялся с ней палочками — не хотелось, чтобы в руки Лиходея попала та, которой владели когда-то Гесперия и его мать. Потом поцеловал Фэрфакс в губы и потряс впавшего в ступор друга:
— И ты тоже, Кашкари. Идите!
Амара поцеловала деверя в щеку:
— Не думай о том, как можно было бы что-то изменить. Украшение я ношу на руке с самого лета. Так предназначено.[1]
Дрожащий Кашкари так и не двинулся с места. Фэрфакс пришлось схватить его ладонь и силой положить ее на Горнило. Оба исчезли внутри. Тит замаскировал книгу и спрятал как можно лучше.
— Ты не против, если я тебе оглушу? — спросил он Амару голосом, звеневшим и от страха, и от признательности. — Так я смогу притвориться, будто пытался убить тебя заклинанием казни. Лиходей должен ожидать,
И тогда голос Амары — ее собственный — не выдаст подмены.
Она кивнула. Тит знал, что это Амара. Знал, что настоящая Фэрфакс спрятана внутри Горнила. Однако смотревшие на него глаза — расширенные от страха, но светящиеся решимостью — были глазами Фэрфакс.
Он крепко обнял ее:
— На случай, если я не смогу сказать этого потом: что бы ни случилось, мы навсегда в долгу перед тобой.
Амара печально улыбнулась:
— Вот я и прожила достаточно, чтобы меня обнял властитель Державы. Да хранит Фортуна каждый ваш шаг, ваше высочество.
Тит не понял, что же она имела в виду, но времени спрашивать не осталось. Он направил на нее палочку, и не успела Амара упасть, как механические когти продрали вход в пещеру.
Глава 21
На лугу перед замком Спящей красавицы царил хаос: твари всех мастей, огнедышащие драконы, мечи и булавы смешались в один обезумевший хоровод. Над холмами вздымалась Небесная башня.
К беглецам кинулся огр, но тут же попрощался с головой, стоило Кашкари взмахнуть палочкой. Циклопа из «Хранителя Башни Быка» постигла та же участь.
Иоланта еще никогда не видела Кашкари в такой ярости.
Предоставив ему разбираться с угрозами, она развернула палатку, что прихватила из лаборатории, и покрыла ткань слоем дерна, дабы защитить от острых предметов и скрыть от бесчинствующих животных. Подготовив укрытие, Иола затащила Кашкари внутрь и с шумом втянула воздух при виде его пропитавшихся кровью шаровар.
Затем поспешно очистила и перевязала его рану.
— Не смей вести себя так небрежно, Мохандас Кашкари. Уяснил?
Кашкари отшвырнул палочку и сжался в комок. Лицо его было мокрым от слез.
Иоланта присела рядом:
— Мне жаль. Очень, очень жаль.
— Я послал ее на смерть. Рассказал свой сон во всех подробностях, даже описал украшение на руке. Наверное, тогда она узнала себя. Вот почему вышла за моего брата и в тот же день отправилась на наши поиски. Не из-за резни в Калахари, а из-за моего сна.
Иоланта вспомнила, что сказала Амара в то утро на маяке, мол, предсказанные события не столько неизбежны, сколько неодолимы. И молитва, что она пела — Амара просила храбрости, чтобы ей хватило духу поступить как длжно, когда настанет время.
А ее спокойный, искренний ответ, всего пару часов назад, на том каменном гребне, когда Иоланта спросила, зачем Амара явилась в Атлантиду? «Чтобы помочь вам».
Чтобы помочь.
И она помогла. А по пути спасла Иолу, спасла их всех. Но какой ценой для себя? Какой ценой для того, кто любил ее?