Незыблемые выси
Шрифт:
Тит поднялся по длинной лестнице, и слабый запах тухлых яиц вовсе пропал. Воздух стал жестче — в нос ударил резкий соленый аромат моря. Или только показалось? Однако пока Тит шел дальше, а эхо его шагов и грохот сапог стражи отскакивали от высокого потолка и далеких стен, запах становился все сильнее.
Лиходей вырос у воды и, покинув Люсидиас, обосновался на другом побережье. Но дворец находился далеко от моря, и тот, кто не мог покидать эти стены, кому приходилось прятаться в недрах крепости, скучал по любимому аромату, аромату
Жутковато было думать, что Лиходей по-прежнему человек — это делало его только большим монстром. По словам миссис Хэнкок, впервые он прибегнул к жертвенной магии, чтобы излечиться от ужасной болезни. Значит, должен помнить страх и муки перед лицом неминуемой смерти. И все же Лиходея ничуть не трогало, что этот самый страх он взрастил в промышленных масштабах.
Его человечность ограничивалась лишь собственной личностью.
Звук шагов изменился. До сих пор сапоги Тита стучали по твердому гладкому камню. Но теперь он шел по чему-то другому, вроде… дерева.
Они остановились. С Тита сняли повязку и вынули кляп. Новая камера, на сей раз прозрачная. Пол действительно был из дорогой золотистой древесины, что привозили из Понивиса. Стены вместо картин, фресок или гобеленов закрывали огромные резные панели. Кессонный потолок тоже перекрывала решетка из дорогого дерева.
Как там говорила миссис Хэнкок? «Атлантида никогда не страдала избытком древесины, большую часть изначальных лесов давно вырубили, а привозить дрова для костров со стороны почти никто позволить себе не мог». Для Лиходея символом роскоши был не мрамор, а как раз дерево, что так дорого стоило во времена его юности.
Впрочем, Тит мгновенно обо всем позабыл, когда заметил неподалеку Фэрфакс, скрючившуюся на полу другой клетки.
«Это не…»
Он отбросил рациональность, инстинкты взяли свое. Тит кинулся к стене камеры:
— Фэрфакс. Фэрфакс! Ты в порядке? Ты меня слышишь?
— Могу ли я узнать, что такое приключилось с Фэрфакс?
На долю секунды Титу показалось, что перед ним стоит Уэст, захваченный Лиходеем игрок в крикет из Итона. Но хоть мужчина и безумно на него походил, все же был как минимум вдвое старше.
Итак, Лиходей в нынешнем теле.
— Как-то не в вашем духе лишаться дара речи, ваше высочество. Будьте так любезны, ответьте на мой вопрос.
Тит посмотрел на неподвижную девушку в соседней камере. Лгать придется так или иначе, но надо определиться. Кого изображать: хладнокровного приспособленца или обезумевшего влюбленного?
— Она умоляла убить ее, лишь бы не попасть в твои лапы. Но я… — Голос сорвался. Она лежала там, целиком во власти врага. — Но я что-то напутал.
— Ох уж эта самонадеянность молодых. Решили, будто могут мне помешать и выжить. — Лиходей почти сочувствующе покачал головой. — Кстати говоря, а где остальные?
— Остались в Люсидиасе…
— Дешево же они оценили свои жизни.
— Это лучше, чем цепляться за нее всеми способами.
— Вы, принц, полны юношеского ханжества.
— Надеюсь, когда столь умудренный годами лорд главнокомандующий отправляется на боковую, то видит один лишь сон — свою собственную ужасную смерть, снова и снова.
Тит хотел задеть его за живое. Но судя по тому, как яростно вспыхнули глаза Лиходея, перестарался и попал слишком точно. Впору было дать самому себе по шее. Чем дольше он забалтывал Лиходея, тем дольше тот не вспоминал про Фэрфакс.
Но теперь он шагнул к ее камере. Прозрачные стены защищали стоявшего снаружи, но не наоборот.
— Revivisce forte, — произнес Лиходей.
Пленница не выказала никаких признаков жизни.
— Revivisce omnino.
Это заклинание должно было пробиться сквозь то, что применил Тит, но Фэрфакс оставалась неподвижной — ни шевеления пальцем, ни движения ресниц.
— Как непредусмотрительно с вашей стороны, — заметил Лиходей. — Для того, что я ей уготовил, было бы намного лучше, оставайся она в сознании.
Тит ощутил себя так, будто его заперли в гроб, утыканный изнутри гвоздями.
— Я думал, нужно лишь, чтобы у нее билось сердце.
— Верно, но жертвенная магия намного сильнее, если человек полностью сознает происходящее, вплоть до момента извлечения мозга из черепа. Я знаю превосходное заклинание, чтобы она все это время оставалась жива, пока не останется лишь последний шаг.
От того, как непринужденно Лиходей расписывал эти ужасы, у Тита перехватило горло. Скованные руки сами собой сжались в кулаки и затряслись.
— Вижу, вы неравнодушны к моей гостье. Значит, останетесь здесь, чтобы лицезреть ее последние минуты на земле. Это меньшее, что вы можете для нее сделать. И меньшее, что могу сделать я для пары молодых влюбленных.
— Нет! — Тит врезался плечом в стену клетки. Она поглотила силу удара, но не сдвинулась ни на волосок. — Нет! Ты ее не тронешь.
— И как вы намереваетесь меня остановить без помощи своей волшебной книжки? Вы в моих владениях, Тит Элберон. Здесь меня не застать врасплох.
— Она тебя победит.
— Стены этих камер способны сдержать даже мою магию. Можете считать нашу гостью кем угодно, но ей со мной не тягаться. — Лиходей повернулся к Фэрфакс и направил на нее палочку: — Fulmen doloris.
Тит поморщился. Это заклинание могло поднять даже мертвого и заставить его кричать от боли.
Она не пошевелилась, не издала ни звука. Невероятно. Неужто Тит нечаянно ввел ее в состояние комы?
— Когда вы напутали с заклинанием казни, то по-королевски перестарались, молодой человек, — пробормотал Лиходей.