Незыблемые выси
Шрифт:
— Так вы знали, что она многоликая?
Он слегка улыбнулся:
— Я никому и никогда не рассказывал эту историю — нам приходилось держать ее дар в тайне, — но я влюбился в Амару, когда она выглядела совершенно по-другому.
— О!
— Вы в курсе, что в детстве многоликие могут становиться кем угодно, но, повзрослев, способны измениться лишь однажды?
Иоланта кивнула.
— Мы познакомились, когда Амаре пора было прекратить принимать облик окружающих. Но она желала сохранить свободу от любопытных взглядов, которые преследовали ее повсюду. Так что впервые
Иола встречалась с Шулини, милой девушкой, но далеко не такой красавицей как Амара.
— Увлекательная, должно быть, история. Жаль… Жаль, у меня не было возможности узнать Амару получше.
— Вы видели, как она себя ведет в чрезвычайных ситуациях. Так что в каком-то смысле знали ее лучше всех. Однако мне бы тоже хотелось, чтобы вы познакомились при других обстоятельствах, когда она была просто чудесной обаятельной девушкой.
Глаза Иоланты снова заволокла пелена слез.
— А вы… Вы когда-нибудь просили ее не делать этого? Не соваться в пекло, из которого она не вернется?
Старший Кашкари на мгновение перевел взгляд на окно, за которым все еще стеной лил дождь. Только теперь Иола заметила у него на запястье браслет верности Амары.
— Я хотел, — тихо промолвил Васудев. — Хотел умолять ее не уходить. Но Амара была не просто моей возлюбленной. Она была воином. А воина нельзя удержать, если грядет битва.
Возможно, он и не покончил с Лиходеем собственноручно, но Васудев Кашкари оказался не менее удивительным, чем его брат.
Иоланта взяла его руки в свои:
— Она была храбрейшим магом из всех, кого я встречала. Я буду вечно благодарна вам обоим.
Несколько мгновений Васудев глядел на нее, а потом ответил:
— А мы — вам. Никогда этого не забывайте.
* * *
Вечером опубликовали весть о гибели Лиходея. История в «Деламерском наблюдателе» зачаровала Иоланту, хотя она и так обо всем знала. Статья, занявшая почти все полосы, заканчивалась словами: «Мы не упоминаем имен ради безопасности тех, кто сыграл важные роли в сих необыкновенных событиях, и их близких. Но мы безмерно благодарны им за выдающуюся отвагу и жертвенность».
Следующие сорок восемь часов город праздновал. А затем начались государственные погребения. Далберт спрятал Иоланту и Уэста в пустой приемной Мемориального музея Тита Великого рядом с собором. Они прибыли, когда солнце уже заходило, и окна собора сверкали в умирающем свете дня. Огромная толпа магов, тихих, сдержанных, облаченных в белое, заполонила весь Дворцовый проспект.
Сломанная нога Уэста уже исцелилась. Он мог вернуться в Англию, но пожелал посетить похороны. Ожидая начала процессии, они обсуждали его планы и планы Иолы, а также непостижимые события, свидетелем коих он стал в Державе. Затем она спросила:
— Можно задать вопрос?
— Разумеется.
— В начале прошлого… нет, этого семестра тебя очень интересовал принц. Я сочла это подозрительным и все гадала, не атлантийский ли ты шпион… Оказалось, нет. Так почему же ты так много расспрашивал о его высочестве?
Уэст слегка
— Я впервые увидел его на праздновании Четвертого июня, когда его семья расположилась под тем громадным белым навесом. Тит был прекрасен и зол. И, ну… — Уэст пожал плечами. — Я думал о нем все лето.
Иоланта прикрыла рот рукой.
— О таком я даже помыслить не могла.
— Обещай, что не расскажешь ему.
Она чуть не начала заверять Уэста, что Тит вряд ли изменит мнение о нем из-за чего-то подобного, но осеклась. То была просто просьба гордого юноши, который желал сохранить свою безответную любовь в тайне.
— Обещаю.
Как только на небе появились первые звезды, зажглись сотни фонарей, развешанных вдоль Дворцового проспекта. Неземные ноты «Молитвы Серафимов» вознеслись над толпой, поначалу почти неслышные, но постепенно набирающие мощь и размах. Похоронная процессия двинулась от Цитадели. В катафалки с усопшими не стали впрягать ни пегасов, ни даже фениксов. Их несли на плечах маги.
Толпа присоединилась к молитве, сотни тысяч голосов одновременно взметнулись ввысь.
— Уйдешь ли ты, как корабль, покидающий гавань? Вернешься ли, пролившись на землю дождем? Стану ли я твоим проводником в Посмертие, коли высоко подниму самый яркий свет здесь, на земле?
Пять катафалков прибыли на площадь перед собором: Амары, Уинтервейла, Тита Константиноса, миссис Хэнкок и учителя Хейвуда. На последних двух стояли очень похожие на погибших деревянные статуи. Властитель Державы вместе с другими нес отцовский гроб, братья Кашкари — носилки Амары, леди Уинтервейл — своего сына, а генерал Рейнстоун — миссис Хэнкок. Иоланта была тронута, увидев Далберта у носилок учителя Хейвуда.
Усопших возложили на погребальные костры. Молитва достигла крещендо, а затем воцарилась полная тишина. Властитель Державы, мрачный и притягательный, обратился к толпе:
— Пред вами лежат мужество, стойкость, доброта, дружба и любовь. Пред вами лежат мужчины и женщины, которые могли избрать иной путь, смириться с несправедливостями мира, вместо того чтобы отдать свои жизни во имя перемен. Сегодня мы чествуем их. Их, а также всех тех, кто погиб ранее, вымостив для нас эту дорогу. Тех, о ком мы храним память, и тех, о ком позабыли. Но ничто не исчезает в Вечности. Миг добродетели всегда будет находить отклик в людских сердцах, как и акт героизма. Так чествуйте же мертвых — и живите в добродетели и героизме.
Принц один за другим поджигал погребальные костры. Языки пламени с треском вздымались все выше и выше. Детский голосок, чистый и звонкий, словно ангельский, запел первые ноты «Несокрушимой арии»:
— Что есть Пустота, как не начало Света? Что есть Свет, если не конец Страха? И кто есть я, как не воплощение Света? Кто я, как не начало Вечности?
Иоланта плакала в объятиях Уэста.
На следующее утро он вернулся в Англию в сопровождении Далберта. Братья Кашкари простились с Иолантой днем. Они свободно передвигались по Деламеру под видом повстанцев, недавно прибывших, дабы обсудить ситуацию с правителем Державы. Но теперь настала пора возвращаться домой.