НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36
Шрифт:
На полке страстного почитателя Толкина соберется неплохая коллекция различных энциклопедий и справочников, целиком посвященных предмету обожания. Это, к примеру, роскошная — другого слова не подберешь! — иллюстрированная энциклопедия Дэвида Дэя «Толкинский бестиарий», солидные труды Карен Уинн фонстад «Атлас Средьземелья» и Роберта Фостера «Путеводитель по Средьземелью»; и даже… подробнейший (с нанесенными уровнями высоты и тщательно выверенным масштабом) географический атлас «Путешествия Фродо», профессионально составленный Барбарой Стрэйки!
Толкину посвятили свои научные работы
Разумеется, массовый читатель искал и находил в книгах Толкина совсем не то, что могло бы взволновать специалиста. Но какая-то опосредованная связь этих двух «взрывов интереса» — несомненна (есть произведения, справочно-критической литературы по которым еще больше, — например, по почти легендарному головоломному «Улиссу» Джойса, но кто слышал, чтобы подобные произведения зачислялись в любимое чтение «масс»?)
Тем более интригующа эта связь, что вскоре к двум волнам увлечения Толкином прибавилась третья. На сей раз взрыв прогремел в американских университетских городках-кампусах.
Подумать только! Благообразный старец, всем радостям жизни предпочитавший добрую прогулку в одиночестве или же сидение часами в плетеном кресле-качалке с любимой трубкой в зубах, — и вмиг превратился в идола нового, шумного и взбалмошного поколения. А по-старому целомудренная сказка, написанная неспешно и обстоятельно, непостижимым образом заняла свое место рядом с томиками признанных кумиров этого поколения — Керуака, Гинзберга, Маркузе и Мао, став — которой по счету? — «новой библией хиппи».
И теперь в нью-йоркском районе богемы и молодежного бунта — Гринвич-Вилледж, на майках и жетонах его пестрого населения можно было прочитать (вместо привычного «Занимайтесь любовью, а не войной») странные надписи типа: «Фродо жив!» или «Вперед, Гандальф!»
Впрочем, популярность трилогии в Америке легко объяснима, если вспомнить, что значит для «среднестатистического» жителя этой страны сказочное чудо Диснейленда, превращенное в легенду пионерско-ковбойское прошлое, предприимчивость. Да и взращенное с малых лет чувство внутренней свободы, ради обретения которой воистину ничего не пожалеешь.
И еще одно. Толкин трепетно любит своего читателя, в его книгах начисто отсутствует элитарное высокомерие, и рассказывает он свою длинную сказку, как это делали сказители прошлого, неспешно и предельно ясно. Словесные выкрутасы — не для него, поразительной глубины он достигает теми же средствами, что (я лично глубоко убежден в этом) и большинство действительно великих писателей, — простотой. Простотой изложения, а не мысли, что не одно и то же. А массовый американский читатель любит, чтобы автор не «умничал», а внятно, по порядку изложил, что и как.
Трудно представить, чтобы новомодный культ остался незамеченным. Потянулась сначала робкая, а затем все более напористая толпа подражателей, множились интерпретации — одна безумнее другой; и вот наконец родилось и обрело права гражданства в западном литературоведении слово «толкиниана».
Источник всей этой шумихи стал модой дня, и теперь кто только о нем ни писал: теологи, психиатры, фрейдисты, экзистенциалисты, глашатаи «новых левых», либералы, консерваторы и центристы… Только одного человека, похоже, вся эта суета если и беспокоила, то самую малость — Толкина. Осознавал ли он в полной мере, что выходит из его пишущей машинки? Вряд ли. Скорее всего разгоревшиеся вокруг его сочинений страсти самого виновника происходящего вначале позабавили, а потом не на шутку озадачили.
Во всяком случае почти два десятилетия после выхода трилогии «Повелитель Колец» писатель молчал. Баснословный успех прямо-таки за руку тянул на дальнейшую разработку счастливо найденной жилы, а Дж. Р. Р. только ухмылялся, наблюдая за растущим ажиотажем, попыхивал себе трубочкой и продолжал тихо-мирно заниматься научными изысканиями.
Он вообще в жизни мало суетился, не метался, в консерватизме своем оставаясь англичанином до мозга костей.
И самое, наверное, интригующее из тысячи и одной загадки его личности — это те самые восемьдесят лет жизни, которые могли бы послужить ключом к разгадке литературного феномена по имени Толкин, но… не стали. Жизнь как жизнь, начало еще «побаловало» биографов драматическими событиями, а затем решительно ничего экстраординарного.
Почти полвека — однообразное чередование социальных ролей: ученый, преподаватель, муж, отец.
Ничего, конечно, особенного, если не считать пяти книг, невесть откуда вынырнувших на поверхность этой на удивление бедной деталями биографии…
Кажется, первые же записи в этой биографии опровергают только что сказанное про «бедность деталями». Ибо родился будущий писатель в месте, не сказать чтобы обычном, наоборот — экзотическом: в Африке!
…Мартовским днем 1891 года английский пароход «Рослин Кастл» отчалил с берегов Альбиона, взяв курс на Южную Африку. Среди пассажиров была девушка по имени Мейбл Саффилд, которой только что исполнился 21 год. Ближайшее будущее виделось ей в красках преимущественно радужных: в Блумфонтейне, тогдашней столице независимой Оранжевой республики, ее ждал жених — служащий Африканского банка Артур Руэль Толкин.
Познакомились они на родине, а поженились в далекой Африке. После венчания в кейптаунском кафедральном соборе — произошло это событие 16 апреля 1891 года — и медового месяца на побережье молодые отправились в глубь страны, в Блумфонтейн.