НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4 (1966)
Шрифт:
Старый профессор был изгнан с кафедры, а несколько позднее попал в лагерь, из которого уже не вернулся. А Прожогин занял кафедру своего наставника, как тот и желал, однако при обстоятельствах, которые учителю вряд ли могли представиться.
В ту пору, то есть когда кафедра освободилась, Прожогин обратился к Чебукину с просьбой рекомендовать его для замещения открывшейся вакансии.
– Да вы мерзавец!
– ответил Чебукин и показал рукой на дверь.
– … Чем это не доброе и не смелое дело, особенно если учесть самое личность Прожогина, обнаружившего
– с надеждой и робостью обратился Чебукин к внутреннему голосу.
– Хм… хм… - пробормотал внутренний голос. Чув-ствовалось, что ему нелегко развенчивать последние иллюзии Чебукина.
– Хм… хм… Но ведь ты был в кабинете один?
– Допустим…-ответил Чебукин.
– А при свидетелях ты повторил бы этого своего "мерзавца"? Отвечай честно!
– Н-не знаю… Сказать такое при свидетелях было бы сверхсмелым поступком, а условлено подобрать дела просто смелые и добрые.
– И Прожогин все же стал твоим заместителем?
– продолжал внутренний голос, словно не слыша или отводя объяснения Чебукина.
– Его утвердили во время моего отпуска.
– А когда ты вернулся, то сразу же заявил протест противназначениямерзавцанастольвысокий пост?
– Н-нет… Впрочем, с моим протестом не посчитались бы…
– Значит, "нет"? Но уж, конечно, ты при встрече с Прожогиным не подавал мерзавцу руки и заявил,что твое мнение о нем остается неизменным?
– Н-нет… но…
– И уж, разумеется, на банкетах ты не пил, когда поднимали тост за научные успехи Прожогина?
– Н-нет… Н-не знаю… Н-не помню…
– И когда Прожогин защитил докторскую, основательно обокрав своего к тому времени уже покойного учителя, ты не поздравил его?
– Да перестань! Хватит, - не выдержав, закричал Чебукин, поднялся и стал бегать по комнате.
– Хва-тит! Хватит! Нет добрых дел, так нет. Что я, рожу их!
Как только Чебукин замолк, бис вкрадчивым голосом спросил:
– Не станешь же ты утверждать, что и во чреве матери был отрицательным персонажем, ламброзовским типом? Хоть в такой мере ты помнишь указания первоисточников? Очевидно, в детстве и юности, я отбрасываю другие этапы жизни, ты совершал пресловутые абстрактно добрые и абстрактно смелые дела, но поскольку впоследствии данный показатель, так сказать, не учитывался, то подобные абстракции, естественно, стерлись в памяти.
– Дурак! Пошляк!
– не закричал, а боясь разбудить домашних, прошептал Чебукин.
– Еще слово, и я тебя… Я тебя придушу!.. Вот и будет замечательнейшее доброе дело. Придушу!!!
Именно в этот момент в голове Чебукина мелькнула опасная мысль об убийстве биса.
И с этого момента она непрерывно росла, пока не овладела без остатка всем существом Чебукина.
– Ха-ха, - раздельно, спокойным рокочущим голососомвыговорил бис, давая понять, что он не принимает угрозувсерьез.
– Ха-ха.
– Между прочим, - вмешался внутренний голос, тоже не оценивший накала и остроты создавшегося положения - На этот раз бис прав, ты не родился отрицательнымперсонажем, но впоследствии…
– К
– с истерическим смешком по вторял Чебукин, никого не слушая.
– Я тебя придушу Бес-бис, бис-бес! Вот и будет отличнейшее и бесспорнейшее доброе дело! Я тебя придушу. Выпущу из тебя все твои дурацкие перфорированные потроха! И…
– Постой, постой…-уже с явной тревогой в голоа заговорил бис.
– Как же это?.. По какому праву?! И я, позволю себе заметить, не твоя собственность, а полноправный бис, занесенный в инвентарные ведомости Ветеринарного института.
Я… Я…
Чебукин с лихорадочной поспешностью завязывал галстук.
– И ты должен понимать, - уже не говорил, а визжал бис.
– Если ты посмеешь уничтожить меня… это так не пройдет… Э-э… Тебя отовсюду прогонят. Тебя… Да та просто исчезнешь!.
– "Исчезну"?
– Чебукин странно улыбнулся.
– А знаешь, неплохаямысль… Пожалуй, я примирюсь и с исчезновением…
Выговаривая эти отрывистые реплики, Василий Ивано-вич один за другим выдвигал ящики письменного стола. С облегчением вздохнув, он выпрямился и подбросил на ладони заржавелый "вальтер", сохранившийся с войны. "Пожалуй, я примирюсь и с этим…"
В левой руке Чебукин держал "вальтер", а правой крупными буквами писал прощальную записку Оленьке, записку, адресованную, может быть, больше Оленькиной матери, которой уже давно не было в живых.
Не перечитывая, он крадучись открыл дверь и в носках, с туфлями в руках прошел по коридору. Туфли он надел, только очутившись за порогом. Уже светало.
Прохаживаясь возле мраморных колонн Лаборатории перезаписи, Чебукин дождался утра и вместе с потоком служащих мимо зазевавшегося вахтера проник в здание.
19
На ваш запрос No 973/Д сообщаем, что эстетической ценности произведение песенного жанра "Там, вдали, за рекой" не представляет, а строка "Он упал на траву возле ног у коня", выхватывая из окружающей действительности случайное и нетипическое явление, придает произведению нездоровую, пессимистическую окраску.
Из заключения, подписанного директором Института эстетики., морали и права В. И. Чебукиным
"Он упал на траву возле ног у коня…"
Последние слова В. И. Чебукина
Люстикова, который в тот день находился на бюллетене, вызвали по телефону. Когда он явился, тело Чебукина уже успели увезти в морг. Чебукин-бис,. то есть то, что еще недавно было Чебукиным-бисом, сидел в своей кабинке, снова совершенно без выражения на металлическом лице.
Бежевый пиджак и рубашка были расстегнуты. Открывалась никелированная глубина груди, где поблескивали бесчисленные катушки; прежде на них были намотаны ленты с записями всего, что составляло ум и душу Чебукина-настоящего.