Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове
Шрифт:
— Сегодня мы можем создать перевес только на одном каком-то участке, — сказал Говоров. — Давайте подумаем, найдём тот наиболее важный участок, где полезнее и легче отбросить врага. Фронт должен действовать и не давать покоя фашистам.
Генералы стали вносить свои предложения. Каждый считал, что его участок фронта наиболее подходит для удара.
Поднялся командарм 55-й армии Владимир Петрович Свиридов:
— Думаю, что наиболее верное направление удара — на Красный Бор…
Военный совет рассмотрел все предложения и остановился на варианте генерала Свиридова.
55-я армия пошла в наступление, отогнала фашистов на четыре километра и отбила посёлок Красный Бор. Солдаты вырыли землянки, построили укрытия для орудий, сделали себе окопы и траншеи. Образовалась позиция. А напротив, у немцев, тоже позиция. Они стреляют в нас, мы палим в них, но никто с места не двигается. Идёт позиционная война. Слышатся разрывы снарядов, завывание мин. То и дело взлетают фонтаны земли с той и с другой стороны фронта. Сила давит на силу, но пока мы одолеть вражескую силу не можем.
От Красного Бора остались груды камней и обгорелые брёвна.
Не было целого дома. Всё уничтожили фашистские захватчики.
Люди поселились в землянках. И командующий армией жил в землянке, и начальник штаба поместился в землянке, и командующий артиллерией 55-й армии генерал Василий Стратонович Коробченко тоже поселился в землянке. Над каждой землянкой настелены пять рядов толстых брёвен, а на них насыпана земля — чтобы не пробил крышу вражеский снаряд.
Однажды, когда стемнело и прекратилась стрельба, командарм Свиридов зашёл в землянку начальника артиллерии. Генерал Коробченко подсчитывал израсходованные за день снаряды, и выражение его исхудавшего лица было не сказать чтобы очень весёлым.
— Стреляешь и думаешь, как бы лишний снаряд не выпустить, — произнёс Василий Стратонович.
— Блокада, — отозвался командующий армией и присел на лавку.
Говорят, что, когда сверкает молния, все думают об одном и том же. Когда произносят слово «блокада», тоже у всех рождаются похожие мысли. Генералы думали о нехватке боеприпасов и строгих нормах расходования. Нормировано было всё: хлеб, сахар, снаряды, патроны, полушубки и валенки. Нормы никто не смел нарушать.
— Пятьсот снарядов сегодня сэкономили, — закончил свои подсчёты Василий Стратонович. — Пусть попробуют полезть, у меня найдётся, чем по ним ударить!
— Они уже никогда не будут «лезть»! — Владимир Петрович Свиридов опустил на стол сжатый кулак. — Предчувствую, что за лето накопим сил, а осенью или в начале зимы так ударим, что сам Гитлер пожалеет, зачем он фашистом родился!
Дробно простучав каблуками по ступенькам лестницы, явился сверху дежурный штаба армии:
— Товарищ командарм, в расположение армии прибыл командующий фронтом!
Едва дежурный успел утереть со лба пот, выступивший от быстрого бега, скрипнула наверху дверь, и в землянку спустился Леонид Александрович Говоров. Он ещё похудел за последнее время и от этого казался выше и стройнее.
Свиридов и Коробченко встали и вытянулись. Дисциплина в армии — это всеобщее требование, она распространяется и на генералов тоже.
— Здравствуйте, — Говоров коротко оглядел каждого острыми глазами.
— Здравия желаем, товарищ командующий!
— Прошу сесть. — Говоров присел к сколоченному из толстых досок столу. — Отпустите дежурного.
— Вы свободны, капитан! — сказал Свиридов.
— Есть быть свободным! — гаркнул дежурный штаба и взлетел по лестнице вверх резвее, чем минуту назад спустился.
Говоров расстегнул верхний крючок шинели и снял шапку, обнажив густые, коротко постриженные волосы. Они уже начинали седеть. Лицо у командующего было утомлённым, сероватым.
— Чем сегодня армия занималась?
Настойчивый взгляд Говорова смущал порой и седых генералов.
— Сегодня армия вела оборонительные бои, — ответил Свиридов.
Морщина углубилась на лбу Говорова, взгляд стал ироническим.
— Любопытно, кто же это на вас наступает?
— Никто не наступает, — смутился ещё больше от своей обмолвки генерал Свиридов. — Принято так говорить: оборонительные бои. Мы же пока в обороне!
— Я бы поставил этот вопрос под сомнение: кто теперь в обороне? — произнёс Говоров. — И я уже просил генералов докладывать не «как принято», а как сам человек понимает.
Голос командующего был не сердитым, но огорчённым.
— Сегодня армия вела артиллерийскую и миномётную перестрелку с противником, — доложил Свиридов. — И несмотря на то, что наш четырёхкилометровый выступ простреливается с трёх сторон, потерь в личном составе нет.
— Теперь понятно, чем вы занимались и как этим занимались, — кивнул Говоров. — Начальник артиллерии, сколько израсходовано снарядов?
— Две тысячи! — доложил Василий Стратонович Коробченко, немного в душе надеясь, что командующий похвалит его за бережливость.
Но Говоров нахмурился:
— Растратчики. Почему так много расходуете?
— Помилуйте, товарищ командующий! — изумился Василий Стратонович. — Мы против лимита пятьсот штук не достреляли!
— Какого «лимита»? Который раз слышу про какой-то «лимит», но никто толком не может объяснить, откуда он взялся. Может быть, вы объясните, кто дал вам этот немыслимый «лимит»?
— Вы же и дали, товарищ командующий, — сказал Коробченко, без робости глядя в настойчивые серые глаза Говорова. — Вчера получили подписанный вами приказ: «Расходовать по три снаряда в день на лёгкое орудие и один снаряд в день на тяжёлое».