Ничего не случилось…

Колбергс Андрис Леонидович

«Когда вы познакомились? Где познакомились? Какие у вас были отношения? О чем говорили? Неужели? Вы признались ей в любви, а она взяла и выпрыгнула в окно? А почему я должен этому верить? Ах, вы сказали, что послезавтра в магазин, которым она заведует, явится ревизия? Откуда вам, швейцару ресторана, известны такие сведения?»

Внизу хлопнула входная дверь, громко переговариваясь, наверх поднимались люди.

Прочь отсюда! Любой ценой!

Он взбежал по лестнице, надеясь, что там, на площадке, переждет, но вдруг заметил, что люк на крышу не заперт и что до него нетрудно добраться по железным скобам, вмурованным в стену.

Он отступал пятясь и тщательно заравнивая свои следы на шлаке, который толстым слоем покрывал пол чердака. И лишь добравшись

до противоположной стороны, где были настланы доски, Константин перестал заметать следы.

В углу он заметил дверь. Через нее вышел на лестницу соседнего дома.

На улице было обычное движение, а у края тротуара стояла оперативная машина милиции, лужу крови уже присыпали песком.

Алда! Я ничтожество, я всего лишь их цепной пес. Прости меня! Про-сти!

Он доплелся до ближайшего магазина и на все деньги купил коньяку. Потом зашел в соседний двор за дровяные сарайчики. Тут стояли контейнеры для отбросов. Один был переполнен, по нему бегали крысы с длинными голыми хвостами. Константина крысы не боялись, но на всякий случай своими любопытными злыми глазками следили за каждым его движением.

Не ощущая вкуса коньяка, он залпом выпил полбутылки, потом вспомнил о бокале в кармане.

Налил в него. Выпил.

Несколько минут он тупо смотрел на пустой бокал, потом с силой запустил им в стенку контейнера. Крысы бросились врассыпную, а когда он приставил пустую бутылку к одному из контейнеров — может, пригодится какому-нибудь обнищавшему пьянице — снова заметил рядом щетинистые морды с длинными передними зубами.

Алда, я ничем не мог помочь тебе! Честное слово ничем! У меня ничего нет, кроме тех тряпок, что на мне!

Кубки! Я мог продать свои кубки, — пронеслось в голове, но мысль эта быстро угасла. Кто бы их купил? Кому они нужны? Лишь один из них серебряный, да и то стенки у него тонюсенькие. Пару сотен, может и удалось бы выручить. Ерунда! Они тебя не спасли бы!

Значит, это судьба, если уж так все закончилось. Иначе и быть не могло, ведь я неудачник, неудачи просто заложены в моих генах. Когда я наконец-то повстречал человека, когда мне чуть-чуть улыбнулось счастье, обязательно должно было случиться что-то такое, что сметает все как метлой… Только не радуйтесь — Константин сильный, он вынесет и это! Разве я мало вынес? А сколько еще предстоит?..

— Ты еще тут? Чего тебе надо? — жилы на мощной шее Константина напряглись, глаза налились кровью.

— Зачем вы приходили тогда к нам? Я вас раньше никогда не видела…

— Убирайся, или я спущу тебя с лестницы!

Девушка упрямо стояла, не двигаясь с места.

Константин как клещами схватил ее за плечо, дотащил до дверей и вытолкнул на лестницу.

— Нашлась тут… Константин Курдаш никого не боится!

Он добрался до плиты, сорвал с последней, полной, банки пластмассовую крышку. В воздухе распространился легкий запах бензина.

Курдаш пил прямо из банки. Кожа на подбородке от стекающего спирта стала сухой, сморщилась.

— Ну и дрянь!

На следующий день Ималда попыталась заговорить со швейцаром, когда он, выбритый и надушенный, стоял на своем посту у входа в «Ореанду», но Константин отчетливо и враждебно отрезал заранее заготовленными словами:

— Я тебя не знаю и никогда раньше не знал!

Было ясно, что сразу к Константину ей не подступиться. Она молча повернулась и пошла вверх по лестнице.

Ималда прошла один пролет, когда Курдаш ее окликнул:

— Беги, девонька, отсюда! Беги, пока не поздно! — сказал он так, словно говорил страшную тайну.

И наверное, скорее ради себя, чем ради Ималды.

«Моряки сильно терпят от крыс. Без крыс нет ни одного, сколько-нибудь большаго корабля. Из старых судов выжить их нет возможности, а новыя населяются ими при первой погрузке. В длинныя морския путешествия, особенно если на корабле много съедобнаго, крысы размножаются иногда до таких размеров, что делается почти невозможным оставаться на корабле. Когда корабль Кэна —

во время путешествия в полярныя страны — затерло льдом около 80° широты, то крысы размножились до невероятной степени и причинили большой вред. Решились выкурить их дымом. Все люки были закрыты и в низу корабля зажгли смесь серы, кожи и мышьяка. Чтобы избавиться от такой язвы, экипаж решился провести холодную сентябрьскую ночь на палубе. Утром увидели, что это сильное средство не помогло: крысы бегали как ни в чем не бывало. Тогда зажгли древесный уголь, думая задушить крыс развивающимися газами. Запертое пространство действительно скоро заполнилось до того удушливыми газами, что два человека, неосторожно спустившись вниз, лишились чувств и с трудом могли быть вытащены на палубу; зажженный фонарь гаснул, когда его опускали в каюты. К несчастью, в другом месте корабля вспыхнул неожиданно склад угля, загорелся самый корабль и только с большими усилиями, даже с опасностью для жизни капитана, удалось потушить пожар. И между тем на следующий день на корабле было найдено только 28 крысиных трупов, а оставшиеся в живых размножились к следующей зиме до такой степени, что от них ничего нельзя было уберечь. Оне пожирали шубы, платье, сапоги, гнездились в постелях под одеялом, прятались в перчатки, в шапки, истребляли съестные припасыи и, к довершению всего, чрезвычайно искусно избегали преследований. Экипажу пришла раз мысль спустить в трюм, составлявший главное гнездо крыс, самую умную и бойкую из собак, в надежде, что она водворит там тишину и порядок. Вскоре, однако, послышались жалобные вопли собаки: оказалось, что не она победила крыс, а наоборот. Собаку вытащили и нашли, что крысы сгрызли ей кожу с подошв лап. Впоследствии эскимос вызвался перестрелять крыс мало-помалу стрелами и благодаря этому охотнику Кэн имел целую зиму суп из свежаго крысинаго мяса. Наконец поймали лисицу и посадили в трюм. Рейнеке чувствовал себя повидимому очень хорошо в этой большой компании и вдоволь питался ее членами.»

Мальчишка упрямился, не хотел идти, но поняв, что не отвертеться, деловито спросил:

— А где мне искать его?

— Не доходя углевозов, — объяснил дед. — Надень фуражку. И мигом — человек там платит за каждую минуту.

Резкий весенний ветер шаркнул по лицу как наждаком, мальчишка побежал вприпрыжку, словно скакал на коне с шашкой в руке — как в показанном недавно по телевизору фильме про гражданскую войну.

Сторожка с дедом и телефоном осталась позади. Только окно светилось в темноте, но и этот огонек вскоре затерялся среди других огней города, рассеянных по склону холма.

Рубя воображаемых врагов справа и слева, мальчишка скакал по проходу, по обе стороны которого как стены возвышались огромные стандартные контейнеры. Их используют для международных перевозок по железным дорогам, в специальных автопоездах и главным образом, конечно, на судах по морям и океанам: из-за высокого уровня механизации погрузочно-разгрузочных работ в портах этот вид транспортировки считается среди специалистов подлинным открытием нынешнего столетия.

Проход был длинный, с ответвлениями, и мальчишка видел над головой только полоску неба, усеянную звездами, жирафьи шеи портовых кранов — на них на разной высоте горели желтые, красные и зеленые огоньки. Шеи медленно поворачивались и наклонялись, во всю светили прожекторы — порт работал круглосуточно.

Мальчишка свернул влево и побежал дальше — топ-топ, топ-топ.

Пролез между товарными платформами — они были заставлены в два этажа экспортными «Самарами». Потом под длинным составом со связками толстых бревен, под еще более длинным составом из шестидесятитонных цистерн и выбрался на набережную.

Толстостенные стальные борта судов высились, как многоэтажные дома. Было еще не так поздно: на фоне неба виднелся их белый такелаж, горел свет в окнах иллюминаторов.

Огромные торговые суда стояли плотными рядами, их толстые якорные цепи казались мальчику похожими на хвосты бегемотов, опущенные в воду, дальше вдоль берега виднелись конусы гигантских угольных насыпей.