Ничего не случилось…
Шрифт:
— По какому делу?
— Меня просили ему передать…
— Оставьте! Я его жена.
— Мне сказали передать прямо в руки.
— Рома! — женщина кричит куда-то в глубь квартиры, Ималда ее уже не интересует, и она исчезает за дверью справа, оставив девушку в коридоре, по стенам которого развешаны разные старинные безделушки.
Выходит Рауса — в стеганом халате, из-под него видны пижамные брюки. С газетой в руке.
Смотрит на Ималду и замечает дула стволов.
Но поздно — раздается выстрел.
Рауса изгибается и падает.
Ималда опускает ружье и стреляет еще раз — из пола выскакивают мелкие щепки.
Она закрывает за собой дверь
Уже на улице замечает, что с пальца правой руки капает кровь и прикладывает палец ко рту.
В начале сентября директору комиссионного магазина хозяйственных и спортивных товаров позвонил коллега из Таллинна.
Они познакомились и подружились в те времена, когда широко практиковались коллективные поездки по обмену опытом с подведением итогов в социалистическом соревновании. Поездки обычно завершались одинаково: по нескольку раз пересчитав на перроне своих гостей, хозяева запихивали их в вагон и облегченно вздыхали: наконец-то эти пьянчуги в поезде — стоят возле окон и машут подаренными им на прощанье букетами цветов.
Организаторы подобных мероприятий под конец обычно чувствовали себя совершенно измочаленными, им уже не доставало фантазии показать гостям что-нибудь более оригинальное. Почетные грамоты — как правило, их хватало на всех — в поездках по саунам да на яхтах поистрепывались, дома их увлажняли и гладили через газету. При этом приговаривали: «На будущий год махнем к литовцам!»
А отъехавшие, едва придя в себя и в вагоне-ресторане промочив горло холодным пивом, тут же принимались за создание комиссии и распределение обязанностей: «Ты отвечаешь за встречу гостей, ты — за транспорт, а ты, лапушка, позаботишься о развлечениях. И не возражайте! А то будете иметь дело со мной! Это уже дело чести! Не хватало осрамиться, ведь литовцы никогда не были жлобами!» Справедливости ради нужно заметить, что уж в скупости-то нельзя было обвинить ни одного из организаторов сборищ, а уровень определяла лишь изощренность фантазии.
Ущерб, причиняемый здоровью от таких встреч, частично компенсировался установлением личных контактов, которые потом поддерживались круглый год: так, если кому-то требовался прицеп к «Жигулям» или японский видеомагнитофон, а в Риге такого товара не имелось, то жаждущий подобной вещи обзванивал иногородних коллег, после чего получал указание вылететь самолетом в Минск, Кишинев или в другой город, где и становился счастливым обладателем желаемого дефицита.
— Послушай… — таллиннский коллега говорил с характерным эстонским акцентом, — я тебя просто извещаю — вдруг тебе пригодится информация… У меня тут два дня работал один обэхээсник из Москвы… Да, обэхээсник — предъявил такие документы. Сегодня он звонил насчет билетов — хочет лететь в Ригу, вот я и решил тебе позвонить. Ты меня понимаешь?.. Как вообще дела? Как супруга?
— Что ему надо, этому обэхээснику?
— Вроде бы ничего. Копался в документах. Потребовал все за последние три года. Я выделил ему стол у бухгалтеров, чтобы был на глазах, но мы так ничего и не поняли — что-то понавыписывал, только неясно, что именно. Утверждать не могу, но кажется, адреса комитетов — тех, что сдавали повторно. Подскочи как-нибудь на машине, а? Посидим хорошенько!
— Надо, конечно, проветриться, а то все работа да работа, даже в голове гудит… Спасибо, что позвонил!
— Ну так что?
— Я тебе сообщу дня за два. Мне обещали привезти угрей.
— О, прихвати с собой!
— Договорились! Как только привезут, отдам закоптить и сразу звоню тебе! До свидания!
Закончив
Часы… Если в самом деле ищут часы, то он чист как стеклышко. Может, оценщицы заварили какую-то кашу?.. Пусть тогда сами и расхлебывают! Гораздо неприятнее будет, если начнутся расспросы про синтезаторы и электроорганы — цены на них директор определял сам, но и тут дела далеки от какой-либо уголовщины; начальство за подобное в худшем случае только «укажет», выскажет «предупреждение» или вынесет «выговор». Выговор в конце концов хлеба не просит! Перебьемся!
Нет, как будто ничто не угрожает, но вот неведение и ожидание — это противно, сплошная игра на нервах! Теперь сиди тут как дурак и жди, хотя намечено столько дел помимо работы!
Москвич заявился сразу же после обеденного перерыва. Это был молодой парень, симпатичный и застенчивый — последнее совсем не типично для столичных людей, приезжающих в провинцию.
Директор пригласил его отобедать, сказав, что заодно обсудят все предстоящие мероприятия и интересующие гостя вопросы, после чего целенаправленно поработают, но москвич от обеда отказался — уже перекусил! — и для начала попросил копии квитанций за прошлый год.
Ожидая, пока их принесут, он разглядывал через зарешеченное окно легковушки во дворе.
Это было узкое продолговатое помещение с письменными столами, стоящими в ряд. Здесь товароведы и оценщицы отбивались от слишком категорических требований посетителей, сдающих вещи на комиссию, листали прейскуранты и, если все же приходили к обоюдному соглашению, оформляли документы. Женщины, тут работавшие, со временем приобрели безапелляционную манеру разговаривать, с людьми, от которой уже не могли избавиться ни дома, ни на улице.
К москвичу они почувствовали неприязнь сразу: его присутствие мешало им вести себя так, как они привыкли, да и ясно было, что к ним он прибыл не для того, чтобы раздавать ордена. Директор разжег любопытство обеих дам-товароведов и отправил домой практиканта, которому временно был отведен средний стол. Обэхээсника директор усадил за этот стол — пусть себе сидит да листает старые квитанции. Директор согласен съесть собственную шляпу, если уже завтра женщины не выведают, что именно обэхээсник из квитанций понавыписывал и что его интересует. Ишь, разулыбался!
Рабочий день подходил к концу, а москвич сделал всего две-три выписки. Обеим дамам он показался неинтересным занудой — каждую квитанцию раз пять в руках перевернет, прежде чем отложит.
До закрытия магазина оставалось менее часа, но в помещении для ожидания было довольно много народу. Обычное дело. Очередь в основном состояла из таких, кто не может отпроситься с работы, поэтому приходит под вечер.
Оценщица за последним письменным столом привычным движением привязала к старинной лампе товарный ярлык, опломбировала узелок, таким же привычным движением поставила лампу на полку у себя за спиной и нажала на сигнальную кнопку. В помещении для ожидающих тут же загорелась лампочка — пожалуйста, следующий!