Ничей современник. Четыре круга Достоевского.
Шрифт:
Можно было бы ещё указать примеры скрытой полемики в «Дневнике» – полемики, которая, будучи по форме безадресной, своим остриём была направлена против тех или иных положений, защищаемых консервативной печатью [80] .
Поэтому можно понять Венгерова, который писал в «Новом времени»: «Что, господа московские – спасители отечества, приходится вам и совсем прикусить язычок… Вот и Достоевский ушёл от вас. Да и как ушёл! Даже не признал противников демократизма воюющей стороной… И это высказал автор “Бесов”. Как хотите, но тут следует видеть сильное знамение времени и знамение не мимолётное: Достоевские не меняют своих взглядов “так себе”, потому что все теперь либеральны. Нет, тут следует видеть торжество идеи, торжество полное, без всяких оговорок» [81] .
80
Любопытна
81
Новое время. 1876. № 107. 17 июня.
Конечно, восторги Венгерова несколько преждевременны. С «Дневником» дело обстояло гораздо сложнее. Но в данном случае важно то, каким образом публицистическая деятельность Достоевского преломлялась в умах его современников.
Разумеется, не следует преувеличивать степени «полевения» Достоевского в последний период его жизни. Красный колпак санкюлота столь же мало подходит автору «Дневника», как и мрачный плащ инквизитора. Идейно-художественная система Достоевского – со всеми её сильными и слабыми сторонами – достаточно серьёзна и обусловлена достаточно вескими историческими причинами, чтобы не служить экспериментальным полем для подобного рода стратагем.
Водораздел между Достоевским и лагерем русской революционной демократии был гораздо более глубок и принципиален, нежели это может показаться, если исходить лишь из материалов текущей периодики. Водораздел этот проходил отнюдь не по идейной периферии. Он затрагивал главнейшие жизненные центры: отношение к религии, к атеизму, к самодержавному государству, к будущему России и к революции.
Ни по одному из этих вопросов точка зрения Достоевского не совпадала со взглядами представителей либеральных или народнических кругов. Как, впрочем, не совпадала она и с идеологической моделью охранителей. У Достоевского была своя точка зрения. Она не исчерпывалась отдельными положениями «Дневника писателя», а заключалась в нём как в целом. «Дневник писателя» – литературный и исторический феномен, отразивший не только коллизии русской жизни, но и глубокую духовную самобытность своего творца.
В январе 1878 г. В. П. Буренин следующим образом подвёл итоги двухлетней деятельности автора «Дневника»: «“Дневник” г. Достоевского был таким оригинальным и, главное, таким глубоко искренним изданием, что он приобрёл себе самые живые симпатии не только у читателей, но даже и среди наших журнальных котерий, которые любят называть себя партиями… Без всякого сомнения в нашей периодической литературе немного насчитывается изданий, могущих по внутреннему интересу конкурировать с этим маленьким журналом, издававшимся одним лицом, без помощи каких бы то ни было сотрудников» [82] .
82
Буренин В. П. Литературные очерки // Новое время. 1878. № 681. 20 янв.
Достоевский записывает в своей последней записной книжке: «Я ничего не ищу, и ничего не приму, и не мне хватать звёзды (т. е. ордена. – И. В.) за моё направление» [83] .
Подытоживая высказывания печати о «Дневнике писателя», можно заключить, что последний не обрёл прочной поддержки со стороны какого-либо общественного лагеря.
«Дневник» не воспринимается русской прессой как некая целостность, а оценивается «изолированно» – по тем или иным отдельным своим положениям. (Подобное восприятие перейдёт затем в историко-литературную традицию.) Печать высказывается о «Дневнике» крайне противоречиво, причём некоторые органы могут менять свои оценки («Голос», «Биржевые ведомости»). Наиболее резкой критике подвергается «Дневник» со стороны либеральной прессы. Вместе с тем моножурнал Достоевского не получает никакой реальной поддержки «справа», а иногда даже удостаивается враждебных выпадов с этой стороны. Демократическая печать либо полемизирует с «Дневником» по отдельным вопросам («Дело»), либо сохраняет по отношению к нему известную сдержанность («Отечественные записки»). Сам же «Дневник» ведёт полемику только с либеральными и консервативными органами («Русским вестником», «Вестником Европы», «Биржевыми ведомостями»), не задевая оппонентов «слева» [84] .
83
Из
84
Разумеется, это внешнее «перемирие» не могло быть достаточно прочным, ибо «Дневник» внутренне полемичен по отношению к самим основам революционно-демократической идеологии. Для «Дневника» вообще характерны приёмы «зашифрованного» диалога (см., напр.: Борщевский С. Щедрин и Достоевский. М.: Гослитиздат, 1956).
Современная «Дневнику» журналистика единодушно отмечает самостоятельность издания и, как правило, не причисляет его ни к одному из существующих направлений. При этом, однако, собственное направление «Дневника» фактически никак не определяется: оно получает в оценках прессы сугубо эмоциональные характеристики (искренность, откровенность и т. п.).
Естественно, на следующем этапе изучения «Дневника» необходимо сопоставить его точку зрения по конкретным общественным вопросам с позициями других печатных органов и – шире – с умонастроениями эпохи. Но уже теперь мы приходим к выводам, немаловажным для понимания его идейной истории. Последняя, однако, останется неполной без анализа отношения к «Дневнику» его собственных читателей.
К этому сюжету мы и обратимся.
Глава 4
Редакционный архив
Посмертный архив Достоевского отразил судьбу своего хозяина.
Всю его жизнь та сила, которую, если угодно, можно назвать предопределением или роком, гнала его с места на место. Из любезного ему отчего дома – в мрачные дортуары Инженерного училища, с шумных пятниц Петрашевского – в смрадные казармы омской каторги, в семипалатинскую глушь, в забытую Богом Тверь, а затем – на людные перекрестки Европы, в меблированные комнаты Дрездена, Флоренции, Эмса…
Не было собственного угла, гнезда, очага, пристанища. Своей Ясной Поляны. Тихое старорусское жилище явилось только в самом конце…
В одном Петербурге Достоевский сменил около двадцати квартир. Постоянные переезды не способствовали заведению архивов. Рукописи – черновики, записные книжки, письма – оставались у родственников, пылились на чердаках, терялись. В недрах III Отделения бесследно канули бумаги, взятые при обыске и аресте. В 1871 г., возвращаясь в Россию, Достоевский собственными руками уничтожил целый чемодан рукописей. «Мы растопили камин и сожгли бумаги… – горестно вспоминает Анна Григорьевна. – Мне удалось отстоять только записные книжки…» [85]
85
Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 198.
«Дневнику писателя» в этом смысле повезло. Он создавался в обстановке более или менее налаженного быта, когда внезапные катастрофы уже не прерывали нормального течения жизни. Большинство дошедших до нас рукописей и писем Достоевского приходится именно на 1870-е гг.
Редакционного архива «Дневника писателя» как такового, собственно, не существует. Ни в одном нашем хранилище – ни в Российской государственной библиотеке, ни в Российском государственном архиве литературы и искусства, ни в Пушкинском Доме – относящиеся к «Дневнику» материалы не выделены в какой-то особый фонд. Они включаются, как правило, в состав общих фондов Достоевского. Поэтому о редакционном архиве «Дневника» приходится говорить лишь в некоем собирательном смысле.
Между тем этот комплекс документов, несомненно, имеет самостоятельное значение. Он проливает свет на доселе совершенно неизвестную «подводную» сферу творческого бытия Достоевского.
Помимо рукописей «Дневника», значительную часть редакционного архива составляют читательские письма. О них скороговоркой упоминают многие исследователи. Более того, почти все они зарегистрированы в обстоятельном «Описании рукописей Ф. М. Достоевского» [86] . Но сами письма никогда специально не изучались и до последнего времени практически не были введены в научный оборот [87] .
86
Описание рукописей Ф. М. Достоевского / Под ред. B. C. Нечаевой. М., 1957.
87
См. нашу публикацию: Волгин И. Л. Письма читателей к Ф. М. Достоевскому.