Ничто не вечно под луной

Романова Галина Владимировна

Впоследствии он и сам себе затруднялся ответить, что заставило его передумать позвонить в дверь, а понесло прямо под освещенные ярким светом окна. То ли любопытство, то ли осторожность, то ли еще какая подсознательная дребедень. Но факт оставался фактом — Сеня рискнул заглянуть в окна, благо хозяйка дома не утруждала себя тем, чтобы задернуть на них шторы. Он отошел немного назад. Влез на скамейку под березой и, обхватив для удобства ее ствол, вперил свой взгляд прямо в освещенный прямоугольник.

Уж лучше бы ему пропасть! Лучше

бы в дверь позвонить, что ли! Кой черт дернул его подглядывать?! Ведь и без этого дерьма ему проблем хватало, а тут еще такое… Увиденное стало для него вроде той мельтешащей красной тряпки перед глазами разъяренного быка, и Сеня не сдержался…

Глава 12

Шаталов Виктор Иванович, перешагнувший порог Алиного дома, способен был сразить наповал любую стойкую к мужской красоте женщину.

«О, черт!» — едва не вырвалось у Алевтины. И она затруднилась бы ответить, что вызвало в ней большее раздражение: его неотразимость или ее реакция на эту неотразимость.

От него не укрылась гримаса неудовольствия, скользнувшая по ее лицу, и он обеспокоенно спросил:

— Что-то случилось?

— Да.., нет, собственно… — Она нервно сжала пальцы, совсем не зная, как себя дальше вести с ним. — П-проходите, пожалуйста.

У меня почти все готово.

Шаталов, подобно фокуснику, извлек откуда-то из-за спины небольшой букет каких-то экзотических цветов, непонятно где добытых: Алевтине было доподлинно известно, что в их городе такие не продавались.

Изящным жестом выставил на накрытый к ужину стол бутылку вина, и опять она подивилась его марке — что-то французское и крайне редкое. И в довершение ко всему он полез во внутренний карман пиджака и вынул оттуда небольшую бархатную коробочку в виде сердца.

«Так, начинается охмуреж по полной программе!» — немного успокоилась Аля, решив, что Шаталов, подобно большинству своих соплеменников, решил с ходу ее купить.

Но он и тут ее разочаровал. Понимающе блеснув глазами редкого бирюзового цвета, он открыл красную коробочку, и Аля против воли расхохоталась: прямо на пурпурной сердцевине бархатного сердечка лежала шоколадная эмблема их фармацевтического комбината.

Сплошь усыпанная карамельной россыпью, она переливалась в свете люстры, будто выложенная бриллиантами.

— Когда вы успели? — качнула она головой. — Удивительно…

Удивительно!.. Именно это слово было применимо к Шаталову. Все в нем казалось ей удивительным. Шутки, которыми он сыпал, не переставая, чередуя их ненавязчивыми комплиментами ее внешности и кулинарному мастерству. Манера легко перевести разговор на другую тему, когда предыдущая, казалось, исчерпала себя. Даже, коснувшись их общих дел и проблем, он был на редкость корректен и обезоруживающе простосердечен.

"Вот, видимо, чем он берет! — время от времени закрадывалось в ее поплывшие мозги. — Этот его неистощимый поток обаяния.

Говорить может обо всем и ни о чем, и в то же время не заметишь, как сам выболтаешь главное…"

Это действительно оказалось легко.

Поначалу, коснувшись темы ее неудавшегося супружества, Шаталов, заметив, как она напряглась, решительно направил разговор в другое русло. Но Аля неожиданно почувствовала в себе потребность выговориться. И что самое удивительное, ей не нужно было для этого никаких особенных слов. Не нужно было мучиться в их подборе, с тем чтобы ее верно поняли. Виктор понял ее с полуслова.

— И вы не смогли ему простить измены…

Не убийства, а измены… — задумчиво закончил он, когда в своем рассказе она споткнулась о тему их расставания.

— Да! — с жаром подхватила она. — Убийство… Оно вытекало из всей этой грязи: масса пустых бутылок, обнаженное тело и еще этот запах. О боже, он потом с полгода преследовал меня: запах смерти и.., любви. Это было ужасно!..

— Но, однако же, вы нашли в себе силы вернуться к жизни, — ослепительно улыбнулся он ей. — Ваша красота…

Шаталов принялся что-то говорить горячо и пространно, и это не выглядело навязчивым. Наоборот. Ей совсем не хотелось, чтобы он замолкал. И когда, поднявшись со своего места, он подошел к ней и подал ей руку, Алевтина без колебания вложила в нее свою.

— Не нужно ничего говорить, — приложил он палец к ее губам, когда она попыталась что-то сказать. — Это лишнее…

Слова действительно были лишними в этот момент. Виктор осторожно поглаживал ее по спине, все теснее и теснее прижимая к себе.

Боже мой! Когда она последний раз ощущала на себе мужские руки? Да и испытывала ли вообще это пьянящее чувство восторга от прикосновения мужских пальцев к ее груди?

Может быть, но это было когда-то очень-очень давно — в той прежней жизни, к которой нет возврата…

Аля физически ощущала бархатистость своей кожи, по которой он скользил губами.

Каждый изгиб своей фигуры, очерченный его руками, виделся ей совершенным. Ему не нужно было говорить красивых слов об этом, она прекрасно понимала язык жестов. Безропотно подчиняясь его воле, она выскользнула из платья и усевшись на край стола, широко развела ноги.

Ни слова не говоря, он внимательно посмотрел в ее почти обезумевшие глаза и принялся медленно расстегивать брюки. Был ли то искусный прием обольстителя, или, быть может, расставание с последними сомнениями, но его медлительность едва не свела ее тело судорогой.

— Быстрее, прошу тебя, быстрее! — зашептала она, почти грубо схватив его за галстук и привлекая к себе. — Не медли…

И тут произошло нечто. Он поднял голову повыше, и она едва не задохнулась от того самодовольства, которое откровенно засквозило из его глаз. Уголок губ приподнялся в легкой ироничной ухмылке, еще немного, и, казалось, он выплюнет из себя что-то. Этакое клеймящее определение ее кошачьей сущности.