Ничья
Шрифт:
– Нет, я не пью, – замотала головой Зинаида. – Проваливай. И больше не приходи. Никогда.
– Хорошо. Уйду, – хитро блеснула глазами Лариска. – Давай только по рюмочке, по одной. Помянем твоего мужа, царствие небесное. Хороший был мужик, добрый, светлый. По рюмочке выпьем, и я сразу домой, а?
– Только по одной, – поддалась на уговоры Зинаида. – Мне за дочерью в сад идти надо.
Сколько они выпили, Зина не помнила. Очнулась оттого, что в дверь кто-то колотит, стучит изо всех сил, потом нажимает на кнопку звонка и
– Доченька!
За дверью воспитательница держала за руку Лизу.
– Что же вы за ребенком опять не пришли? – Присмотревшись, она ошеломленно ахнула: – Боже мой! Вы пьяны!
– Что? Я выпила немного, – еле ворочая языком, взъерепенилась Зина. – Имею право! Иди сюда, Лиза.
Но воспитательница, побледнев, отступила, увлекая за собой перепуганную девочку.
– Я не могу вам отдать ребенка. Вы не в себе.
– Отдай мою дочь, – разъярилась Зина.
– Что происходит? – на шум вышла соседка.
– Вон, полюбуйтесь, – воспитательница кивнула на Зину. – Пьяная в стельку!
– Зина! Что ж ты с собой делаешь? – ахнула тетя Галя.
Но Зинаида, находящаяся в плену алкоголя, не сдавалась:
– Вы мне не указывайте! Как хочу, так и живу. Лиза, иди домой!
– Я вызову полицию, – предупредила воспитательница.
Тетя Галя, грустно покачав головой, прошептала:
– Не надо, милая. Горе у нее, знаете ведь. Еще и двух месяцев не прошло после несчастья. Не от радости она пьет.
– Что же делать? – воспитательница глянула на часы. – Я не могу здесь ночевать.
– Дочка, иди домой, – требовательно махнула рукой Зинаида.
– Зина, одумайся, – умоляюще сложила руки соседка. – Ну, чего ребенка мучить. Пусть она у меня заночует, а завтра заберешь. Ты же знаешь, я тебе зла не желаю.
Зинаида посмотрела на девочку, испуганно жмущуюся к соседке.
– Предательница! Ну, и иди к чужим людям, черт с тобой, – она отвернулась и, шагнув в квартиру, захлопнула за собой дверь.
И пошло, и поехало. Покатилась Зина вниз, даже не понимая ужаса происходящего.
Поначалу она пила с Лариской, прилепившейся к ней как репей. Лариска, очевидно, изначально искавшая просто собутыльницу, обрела в бывшей приятельнице не только безропотную напарницу, но и денежного спонсора.
Сама Лариска уже много лет не работала, перебивалась редкими заработками, да и то когда была трезвая. А Зинаида, имеющая постоянную работу и какие-то сбережения, оказалась золотым дном для любящей покуролесить Лариски.
Все начиналось довольно спокойно: встречались, пили, отсыпались. Но постепенно в их компании стали появляться какие-то женщины маргинального типа, а потом, как-то незаметно, и мужчины.
Зинаида еще не опустилась до такой степени, чтобы позабыть обо всем на свете. В светлые дни, когда
Однажды Зина проснулась в квартире Лариски оттого, что кто-то громко и надсадно храпел ей прямо в ухо. Она с отвращением отодвинулась и, скосив глаза, увидела, что рядом с ней на диване спит совершенно голый мужчина.
Ошеломленно переведя взгляд на себя, Зина обнаружила, что нижняя часть ее тела тоже голая, а рука мужчины лежит у нее на животе. Замерев от ужаса, она затаила дыхание, пытаясь вспомнить, кто это и почему они рядом, да еще и голые. Но память, всегда такая услужливая, на этот раз лукаво ускользала. И тогда Зина, стыдливо прикрыв себя каким-то полотенцем, валяющимся рядом, толкнула мужчину в бок.
– Эй, ты кто?
Мужик проснулся не сразу, а когда все же очнулся, хрипло загоготал:
– Ты чего, красотка? Сама же мне глазки стоила!
– Что? – Зина сморщилась от омерзения. – Фу! Отодвинься. Ты кто?
– Серега я, – мужик почесал живот. – Хорошо было?
– Что было? – похолодела Зина.
Он плотоядно облизнул губы и сладострастно тронул низ ее живота.
– А вот что. Забыла, как орала на весь дом? Повторим?
Масленый блеск вспыхнул в его глазах. Он побагровел и, придвинувшись к ней, навалился на нее всей своей силой. Зина гадливо закрыла глаза и стала изо всех сил его отталкивать.
– Пошел вон! Мерзавец, отстань!
Он хотел закрыть рукой ей рот, но она, извернувшись, сильно укусила его за палец. Тогда он, рассвирепев, изо всех сил хлестнул ее по лицу так, что у нее в глазах потемнело.
– Молчи, сучка!
Он насиловал ее долго, жестко, пыхтя и сопя, изрыгая ей в лицо вонючий запах алкоголя, немытого рта и дешевых папирос. Потом, выплеснув в нее все свое содержимое, отвалился, как насосавшийся вволю клещ, и сразу уснул, уткнувшись в подушку.
Зинаида, еле дыша от отвращения и гадливости, с трудом сдерживая подступающую тошноту, сползла с дивана и, как была голышом, кинулась в ванную. Там, под ледяным душем, долго терла себя куском какой-то мочалки, валяющейся здесь же. Потом оделась и тихо вышла из квартиры, опасаясь, что мужик опять проснется.
После полудня того дня Зинаида, переодевшись дома, поехала на кладбище. Упала на уже чуть осыпавшийся холмик, замерла в каком-то опустошении, раскинув руки так, будто хотела обнять погибшего мужа. Не плакала, не голосила, не рыдала – пересохло все внутри. Просто бессильно лежала, уткнувшись в холодную землю. Сколько пролежала так, Зина не помнила. Когда совсем стемнело, она встала, отряхнулась и с укором посмотрела на могилу.
– Что ж ты, Алеша, бросил меня здесь? Как ты мог? Пропала я, Алеша. Теперь совсем пропала.