Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
Борьба течений в искусстве была не на первом месте. Главное для них деньги, а я к тому времени собрал обширный материал о коррупции и взяточничестве среди наших московских заправил в искусстве. Они приглашали и меня вступить в мафию. Когда я отказался, решили дать бой и уничтожить.
Эта история началась давно, я тогда еще учился в институте. В 1954 году объявили закрытый конкурс на монумент в память 300-летия воссоединения Украины с Россией. Место выделили на площади у Киевского вокзала, камень заложили. Это был первый и последний действительно объективный конкурс. Все работы были под девизами, и никто не знал истинных фамилий авторов. Я, студент третьего курса, его выиграл. Вон на полке макет - "Бандурист". Твой отец видел
Я хотел вступить тогда в московское отделение Союза. Все были "за", меня приняли. И тут же вежливо отвели в сторону и стали объяснять правила жизни: "У скульпторов гонорары очень высокие, жить можно хорошо. У нас существует некая неофициальная, конечно, очередь. Сегодня вы выиграли, завтра - другой. Этим правилам мы все следуем и вам советуем". Я был молодой, горячий. Послал их: "Надо честно соревноваться, я же всех вас талантом одолею!" Мои собеседники посмеялись: посмотрим-де, но предупредили: "Без нас путь в большое искусство тебе заказан".
К сожалению, они знали, что говорили. Ни одной моей работы в Москве не поставили: ни "Бандуриста" у Киевского вокзала, ни "Крылья" на площади перед Военно-воздушной академией Жуковского, ни "Строителя Кремля". А ведь были постановления правительства, мощнейшая поддержка сверху. "Строителем Кремля" лично Шепилов занимался. Но опять - то нет цемента, то камня, то рабочих. Время протянули, и можно списать. Все забыли о старых решениях.
Рассердился я, набрал целое досье и на наших мэтров, и на министерское начальство, как они взятки собирают. Был у нас один там начальник главка, все ходили ему "спинку мылить". Так у них почему-то называлась передача денег. Решил я вывести их на чистую воду, разоблачить безобразия. Собрался к Хрущеву. Уже и Владимиру Семеновичу Лебедеву позвонил, он день и час свидания назначил. По молодости проговорился кому-то. Накануне вечером зашел я в "Националь" поужинать. Подсели ко мне какие-то незнакомые ребята. Слово за слово, и началась драка. Ты меня знаешь, со мной справиться нелегко. В армии меня, десантника, не бить, а убивать учили. Но тут, видно, подобрались не сявки, а профессионалы. Избили меня по всем правилам.
На следующий день мне в ЦК идти, а там уже донос о пьяном дебоше, учиненном скульптором Неизвестным. Не мог же я идти к Лебедеву открывать ему глаза с фингалом под собственным глазом. Позвонил, извинился, придумал, что заболел. Он сочувственно похмыкал и перенес встречу. Так она и не состоялась.
Решили добить меня в Манеже, а заодно и других проучить. Стоим мы тогда у своих произведений, ждем. Появляется твой батя: он нас не видел, не знает, работ не смотрел. Конечно, ему уже до этого разъяснили, настроили, а сюда привезли лишь для подтверждения нашего "буржуазного идеализма" и "абстракционизма".
Тут и произошел наш бурный разговор. Я, знаешь, ощутил, что то, что я не сдался, а попер на твоего отца, как и он на меня, ему понравилось. Он всегда уважал сильных людей. А когда он под конец заявил, что я просто своего дела не знаю, и вся свита радостно закивала, я ему ответил:
– А вы проверьте, комиссию назначьте.
Он осекся, посмотрел на меня пристально и совсем другим, спокойным тоном закончил:
– И назначим.
Тут же бросает своим:
– Назначьте авторитетную комиссию, пусть он покажет, на что способен на деле.
И дальше пошел.
Правда, кое-кто все понимал. Лебедев после всего шепнул мне:
– Будет совсем плохо - звоните. Выберем момент, доложим Никите Сергеевичу!
После Манежа такое началось! Они почувствовали
Тогда снова вытащили обвинение в профессиональной непригодности: я-де не умею делать реалистические скульптуры и потому мои изображения абстрактны. И это говорили профессионалы, академики! Я напомнил: Хрущев велел собрать комиссию. Собрали комиссию. Я в их присутствии по всем канонам соцреализма в течение нескольких дней сделал скульптуру - два с половиной метра! сталевара, разливающего сталь. Вот ее фотография. Ее потом тиражировали по всему Союзу. За нее я получил такой гонорар, какой мне никогда и не снился. Но это не искусство, а только поделка. Мысли-то - никакой. Опять вышла у них осечка.
Тогда решили созвать собрание. Обвинили нас в отсутствии патриотизма. Мы, обвиняемые, прошли фронт, ранены, награждены, а обвинители тогда надежно "забронировались", защищали Родину с тыла. Вот мы и решили "пошутить": пришли в гимнастерках, у всех грудь в боевых орденах, нашивки за ранения. А они с трибуны талдычат о патриотизме.
А к Хрущеву я так и не попал. Звонил Лебедеву, да он все откладывал: то занят, то просто считал - пока не время. Позже он мне помог: видно, и Хрущеву доложил. В 1964 году вдруг дали мне проект Дворца мысли в Академгородке. Но уж не везет так не везет. Я только развернулся, как твоего отца сняли, и опять все по нулям.
Сегодня побеждают они. Меня снова предупредили: "И не рыпайся. Кто бы где бы ни решал, ни одной работы в Москве у тебя стоять не будет". Оказалось, правда.
Последний пример. Несколько лет назад я выиграл конкурс на сооружение мемориала на Поклонной горе в честь Победы над фашизмом, было несколько туров. За меня выступали и общественность, и генералы, и даже Моссовет. Против только мои собратья-художники. И чем все кончилось? Мемориал даже не начали строить.
Мои же идеи присвоил другой скульптор и построил мемориал в Волгограде. Вот смотри - он показал иллюстрацию из "Огонька" - у меня женщина с флагом, а у него точно такая же, но с мечом. У меня флаг позади, он уравновешивает фигуру, рвущуюся вперед. Центр тяжести на месте, и скульптура устойчива. Он же сунул в руку меч, и теперь ее удерживает от падения целый пук стальных канатов, натянутых внутри торса. И рельефы на стенах похожи.
Но все это не главное. И, ты меня извини, памятник твоему отцу - тоже для меня не главное. Это большая работа, и посвящена она большому человеку, но главное для меня - другое. Моя мечта и цель в жизни - монумент, олицетворяющий развитие духа, историю развития жизни, цивилизации, борьбу разума с творениями рук своих, убивающих человека, его дух.
Это будет семь колец "Мёбиуса", вставленных одно в другое. Самое большое сто пятьдесят метров в диаметре. "Мёбиусы" будут покрыты рельефами, изображающими историю развития нашего разума, борьбы жизни и смерти, добра и зла. Есть и макет памятника и рисунки рельефов. Все эти альбомы - заготовки к моей главной работе.
К монументу будут вести четыре дороги: с востока, запада, севера и юга. Подходя все ближе и ближе, человек ощутит все величие сооружения, величие своего разума. Подняться на кольцо можно будет через семь коридоров, олицетворяющих семь смертных грехов. Проект готов, дело - за заказчиком.
Я обращался в ЦК. Там у меня есть друзья, они меня поддерживают. Но они идеологи в международном отделе у Пономарева. Мне же нужны заказчики, располагающие средствами и ресурсами. Сооружение такого масштаба - не простая инженерная задача. По моим подсчетам, все обойдется миллионов в десять-пятнадцать. Не получится у нас - предложу проект ООН. Идея монумента соответствует целям этой организации, а сейчас приближается ее сорокалетний юбилей.