Никита Хрущев
Шрифт:
Впрочем, большинство из тех, кто вернулся из лагерей, испытывали в первые годы не столько гнев или жажду мести, сколько страх перед возможными новыми репрессиями. К тому же позиция официальной печати и большей части официальных властей лишь подкрепляла этот страх. Вернувшиеся домой люди боялись рассказывать друзьям и близким о перенесенных страданиях. Многим казалось, что за ними следят, что их телефоны прослушиваются, что их окружают доносчики. От этой мании преследования быстрее избавлялись те, кто был впервые арестован после войны и провел в лагерях «всего» 5–8 лет. Эти люди быстрее включались и в свою прежнюю профессиональную деятельность. Но большинство тех, кто провел в заключении в нечеловеческих условиях 17–20 лет, вернулись психологически сломленными, да и их здоровье было подорвано. Они не стремились к политической деятельности. Бывший первый секретарь одного из обкомов
Все же некоторые из недавних узников начали писать воспоминания, а также художественные произведения на тему лагерей и репрессий. Это делали Солженицын в Рязани, Варлам Шаламов в Москве, Евгения Гинзбург во Львове. Втайне даже от родственников начал писать книгу воспоминаний бывший чекист из Тбилиси Сурен Газарян. Свои аналитические заметки о сталинских репрессиях стал заносить в дневник бывший философ и партийный работник П. И. Шабалкин. Работу по восстановлению доброго имени многих военачальников, которые еще не были реабилитированы, начал А. И. Тодорский – единственный оставшийся в живых генерал из попавших в ГУЛАГ еще в 30-е годы. Эти усилия наталкивались, однако, на сильное сопротивление как партийного, так и идеологического аппарата. Здесь ссылались на фразу, якобы сказанную Хрущевым, о том, что партия не может и не будет устраивать «варфоломеевских ночей». Анонимный поэт писал в 1957 или в 1958 году:
Без траурных флагов на башнях казенных,
Без поминальных свечей и речей
Россия простила невинно казненных.
Казненных простила и их палачей.
В самом конце 50-х годов Н. С. Хрущев несколько раз публично заявлял, что советский народ и партия будут помнить Сталина и воздавать ему должное и что термин «сталинизм» придумали враги социализма. Тело Сталина покоилось в мавзолее рядом с телом Ленина. На XXI съезде КПСС в 1959 году никто не вспоминал о Сталине и его преступлениях. Ситуация неожиданно и быстро изменилась в конце 1961 года, на XXII съезде КПСС.
1956 год. Проблемы внешней политики
1956 год был чрезвычайно сложным и в области внешней политики СССР. Съезд обнаружил первые трещины в отношениях между СССР и КНР. Чтобы разъяснить политику КПСС и решить ряд экономических проблем, в Китай вылетела представительная советская делегация во главе с А. И. Микояном. Кроме ранее оговоренных проектов, Советский Союз принял обязательства помочь строительству еще 55 предприятий.
В апреле 1956 года Н. Хрущев и Н. Булганин предприняли первый государственный визит в одну из крупных стран Запада. Это была недавняя владычица морей Великобритания. Визит не предполагал никакого соглашения, он был объявлен просто визитом доброй воли. До Калининграда Хрущев и Булганин ехали поездом, а после осмотра города и порта пересели на крейсер «Орджоникидзе», который через день бросил якорь у берегов Англии. Хрущев с интересом знакомился со страной. Кроме Лондона он побывал и в других крупных городах. Булганина и Хрущева приняла королева Елизавета II; несколько раз они встречались с премьером А. Иденом. На одном из обедов, устроенных в честь советских гостей, место рядом с Хрущевым было отведено для Уинстона Черчилля, еще совсем недавно оставившего пост премьер-министра. Хрущев и Черчилль оживленно беседовали друг с другом более полутора часов. Итальянский журналист Доменико Бертоли позднее писал о визите Хрущева в Англию: «Трижды мне удавалось вблизи увидеть Никиту Сергеевича Хрущева, который более десяти лет руководил коммунистическим движением и советским миром. Впервые это произошло в Англии в 1956 году. Он был с Булганиным… Низенькие, толстые, одетые причудливым образом, в широченнейших брюках и пиджаках, которые казались деформированными, они ходили всегда вместе, внимательно следя за тем, чтобы не обогнать друг друга. На вокзале Виктория премьер-министр Иден приветствовал их с высоты своей спеси в метр восемьдесят пять. В Оксфорде оба были радостно приняты студентами, хором кричавшими “Пуур Олд Джо” (Бедный старый Coco), намекая на антисталинскую кампанию, которая только началась. Оба русских приветливо улыбались и делали знаки приветствия студентам, которые выглядели восторженно. Улыбки исчезли с их лиц, когда
Об одной из встреч с Н. С. Хрущевым вспоминал позднее и Чарли Чаплин. В «Автобиографии» этого великого артиста можно прочесть: «В один из наших приездов в Лондон пришло уведомление, что на приеме, который устраивало советское посольство в отеле “Клэрид”, с нами хотели бы встретиться Хрущев и Булганин. Когда мы прибыли, народу было уже столько, что трудно было войти. С помощью сотрудников посольства стали пробираться сквозь экзальтированную толпу. Вдруг увидели, что с противоположной стороны также пытаются пробиться Хрущев и Булганин – но потом им, видно, надоело, и они оставили затею переплыть это людское море. Хрущев, хотя и раздраженный суетой, пытался шутить. Потом стал подвигаться к выходу, наш сопровождающий вынужден был окликнуть его. Хрущев от него отмахнулся, видимо, с него было достаточно. И тут сопровождающий закричал: “Чарли Чаплин!” Булганин и Хрущев остановились и повернули назад, приветливо улыбаясь. Я был польщен. Нас представили – прямо в этой толкучке. Через переводчика Хрущев сказал что-то о том, как русские любят мои фильмы, потом нам предложили водки. Мне показалось, что туда высыпали целую перечницу, но Уне понравилось. Нам удалось стать в кружок, и так нас даже сфотографировали. Из-за шума я не мог произнести ни слова.
– Давайте выйдем отсюда, – сказал Хрущев. Толпа поняла наши намерения, и последовало настоящее сражение. С помощью четырех человек мы пробирались в небольшую залу. Как только оказались там, Хрущев и все мы облегченно – “фью-у” – вздохнули. Я наконец мог собраться с мыслями и начать разговор. Хрущев только что произнес великолепную речь о том, что прибыл в Лондон с добрыми намерениями. Это было как луч света, и я сказал ему об этом, сказал, что у миллионов людей во всем мире появляется надежда…
Вскоре ему сообщили, что на приеме присутствует Гарольд Стассен, который просит несколько минут для беседы. Хрущев повернулся ко мне и пошутил:
– Вы не будете возражать, ведь он – американец.
– Конечно, нет, – рассмеялся я. Потом в дверь протиснулись г-н и г-жа Стассены… Хрущев извинился, сказал, что отлучится ненадолго, и отошел в дальний конец комнаты… Через некоторое время я сообразил, что беседа скоро не закончится, и мы с Уной поднялись. Когда Хрущев это заметил, он оставил Стассена и подошел попрощаться. Мы пожали друг другу руки. Стассен быстро отвел глаза. Он стоял, опершись о стену, и старался смотреть прямо перед собой, как будто это его не касается. Я попрощался со всеми, игнорируя Стассена, что, как мне казалось, выглядело, сообразно обстоятельствам, очень дипломатично…
На следующий день Уна и я ужинали в “Савое”. Посреди десерта вошли и остановились около нашего столика сэр Уинстон Черчилль и леди Черчилль… Я не видел сэра Уинстона с 1913 года… Но после того, как в Лондоне пошли “Огни рампы”, со мной связались наши прокатчики из “Юнайтед артистс” и попросили разрешения показать фильм в доме сэра Уинстона. Конечно, я был польщен. Через несколько дней пришла записка с выражением благодарности. Он писал, что получил истинное наслаждение. И теперь сэр Уинстон стоял перед нашим столиком, совсем рядом.
– Так, – сказал сэр Уинстон. И в этом “так” послышалось что-то неодобрительное.
Я быстро поднялся навстречу, улыбаясь, и представил Уну… Леди Черчилль сказала, что прочла в газетах о моей встрече с Хрущевым.
– Мы всегда отлично ладили с Хрущевым, – заметил сэр Уинстон. Но меня не покидало чувство, что сэр Уинстон погружен в глубокую печаль. Конечно, с 1913 года много воды утекло. Его неукротимая смелость и вдохновенное красноречие спасли Англию, но, по моему мнению, он ничего не достиг своей фултонской речью (воздвигнувшей “железный занавес”), кроме того, что началась “холодная война”» [101] .
Визит Хрущева в Англию был омрачен странным эпизодом, когда подводный пловец Граббе (Grubbe) по заданию разведывательной службы пытался обследовать корпус крейсера «Орджоникидзе». Этот пловец исчез, и его судьба остается тайной до настоящего времени.
В мае 1956 года в Москве находилась французская правительственная делегация во главе с премьер-министром Ги Молле. Эти встречи не смогли, однако, улучшить отношений между Францией, Англией и СССР. Как раз летом 1956 года Египет, возглавляемый Г. А. Насером, национализировал Суэцкий канал. Эта акция, поддержанная Советским Союзом, вызвала напряженность в регионе.