Никогда не называй это любовью
Шрифт:
А в это самое время в Уонерш-Лодж почтальон принес письмо, адресованное миссис О'Ши:
Моя дорогая Кэти.
Только что меня арестовали два симпатичных детектива, и вот я пишу эти слова, чтобы сообщить тебе, что ты должна быть бодрой и ни в коем случае не унывать. Единственное, что сейчас может взволновать меня до глубины души, – это мысль о том, что мой арест, возможно, причинил боль тебе и нашему ребенку. Ты же знаешь, дорогая, что я очень не люблю, если ты горюешь. Никогда у меня не будет другой жены, кроме тебя, поэтому, случись что-нибудь с тобой, мне придется умереть бездетным.
С политической точки зрения, мой арест весьма кстати для меня: ведь такое действие со стороны властей повлечет быстрое наступление с нашей стороны, но несколько месяцев все будет спокойно, а потом меня освободят.
Весьма восприимчивая тетушка Бен прислала в Уонерш-Лодж записку:
Кэтрин, сегодня оставайся дома с детьми. Погода очень неприятная для того, чтобы идти через парк.
Пока девочки делали уроки, Кэтрин вышивала, сидя у камина. Но как только Кармен стала взбираться ей на колени, Кэтрин вдруг резко поднялась.
– Что это такое? Такая большая девочка хочет посидеть у мамы на коленях?
Кармен, не произнеся ни слова, прижалась головкой к материнской груди.
– Ей кажется, что ты чем-то опечалена, мамочка, – объяснила Нора. – Но ведь это не так, правда?
Кэтрин опустила подбородок на головку Кармен. Маленькое теплое тельце дочери крепко-крепко прижималось к ней, и Кэтрин испытывала чувство невероятного уюта и сладостного умиротворения, хотя с самого утра у нее болело горло и было очень трудно говорить.
– Я просто задумалась. У меня есть один секрет.
Кармен мгновенно подняла голову, а Нора тоже подбежала к Кэтрин.
– Что за секрет? Расскажи нам, мамочка. Ну расскажи!
– Рассказать? – переспросила Кэтрин, улыбаясь при виде двух пар испытующих голубых глаз. – Ну что ж, ладно. Я решила, что у нас в доме появится еще один ребенок.
– Наш собственный? Правда, правда, наш собственный?
Кэтрин кивнула.
– Разве вы забыли, как сами просили меня об этом?
Кармен радостно рассмеялась, а Нора взвизгнула:
– Ой, мамочка, какая ты добрая! А когда он появится? Скоро?
– Ну, не сразу же. Вам надо потерпеть. До весны.
– Ой, как долго еще ждать! А папа знает? А ты написала об этом Джералду?
– Папа знает, а Джералду вы можете написать сами. А сейчас давайте-ка поднимемся в мансарду и спустим оттуда колыбельку и детскую коляску.
– И детскую одежку! – снова взвизгнула от удовольствия Нора.
– Нет, у маленького должна быть новая одежка. Зато там, наверху, есть ваше старое кресло-качалка и лошадка.
Вот так и прошел этот долгий день. Когда же дети наконец отправились спать, Кэтрин удалось собраться с мыслями и написать длинное и, в общем-то, спокойное письмо. Она никогда не думала, что когда-нибудь ей придется писать письмо в тюрьму. «Килмейнхэмская тюрьма, Дублин», – написала она на конверте и, надев шляпку и теплую накидку, вышла на пронзительный ветер, чтобы самой отнести письмо на почту.
Светила луна – завершился еще один мучительный день. Если бы она знала, сколько трудных и скорбных дней ожидает ее впереди, то, наверное, встретила бы их с большим мужеством. Но, как известно, политических заключенных держат в застенках годами. Посмеет ли английское правительство сделать подобную вещь с таким знаменитым и почитаемым человеком, как мистер Парнелл? Она не сомневалась, что правительство поступит именно так. Еще прежде она заметила жестокий блеск в синевато-серых глазах мистера Гладстона. Кроме того, она знала, что королева с каким-то неистовым постоянством испытывает страшную неприязнь к ирландским повстанцам. Поэтому вся огромная мощь Британии теперь направлена против одного из клеветников и подстрекателей, каким считала Парнелла королева, в результате чего его могут просто уничтожить.
Кэтрин боялась этого больше всего на свете. И еще она боялась – правда, намного меньше, – что ему не разрешат писать ей письма из тюрьмы или их будут подвергать соответствующей цензуре.
Она пристыдила себя за этот страх, когда от Чарлза пришло следующее письмо. И вновь Кэтрин удостоверилась в его остроумии и необыкновенном присутствии духа.
Моя дорогая и единственная Кэт!
Теперь, когда мы находимся в полной безопасности и мирно сидим себе взаперти за толстыми решетками, я наслаждаюсь спокойствием и тишиной этой ночи. И вот рука сама потянулась к перу, чтобы написать тебе это письмо. Есть кое-какие известия. Сперва я должен сообщить тебе, что сплю я здесь просто без задних ног, мне разрешают читать газеты в постели по утрам, и, кстати, если пожелаю, мне в постель приносят также и завтрак.
Тем не менее мне бы хотелось поведать тебе историю моего пребывания здесь с самого начала.
Когда я услышал, что детективы интересуются мной, то ужас охватил все мое существо, ибо я вспомнил твои слова о том, что если такое произойдет, то это убьет тебя. Я попросил этих людей на несколько минут выйти из номера, а сам тем временем быстро написал тебе несколько слов утешения и надежды, ибо знал, какое сильнейшее потрясение испытает моя любимая, узнав о столь прискорбном факте.
Я очень боялся, что не смогу отослать это письмо, но почти перед самыми воротами тюрьмы они остановили кэб и разрешили мне опустить его в почтовый ящик. Единственной мукой в первые дни моего пребывания здесь было ощущение того, как ты страдаешь. Но наконец пришло первое письмо от тебя, и я понял, что с тобой все в порядке.
Тебя не должно волновать то обстоятельство, что я нахожусь в лазарете. Здесь я только потому, что это намного удобнее, чем в камере: с восьми до восьми пребываешь среди большого количества людей, если не считать шести часов дня, когда ты ешь. Лазарет представляет собой целое скопление помещений, и каждое из них предназначено для одного человека. Диллон находится в камере, но в качестве особой привилегии ему дозволено в дневные часы выходить оттуда и присоединяться к нам. Изо дня в день мне приходится выдумывать различные недомогания, чтобы у доктора Кенни был предлог держать меня в лазарете, но я ни разу в жизни еще не чувствовал себя лучше, так что подчас совершенно забываю о том, что нахожусь в тюрьме. Я абсолютно не обращаю внимания на лязг ключей и грохот дверей.