Никогда не влюбляйся в повесу
Шрифт:
— А ты догадывался, что твой брат тоже влюблен в нее? — шепотом спросила Камилла.
Ротуэлл покачал головой, его черные волосы в свете заходящего солнца блеснули синевой.
— Нет… хотя мог бы, — признался он. — Они были знакомы… и я не мог не знать, что он восхищается ею.
— Боже, должно быть, ты был раздавлен, когда узнал…
— Нет, я был в бешенстве, — скривился он. — Я воздвиг между нами стену — и так было до того самого дня, когда умер Люк. А он… он считал, что своим предложенйем взять ее на содержание я оскорбил Аннамари, что онa заслуживала лучшего. Он даже обвинил меня в том, что я,
— А потом? — спросила Камилла. — Что было потом?
Плечи Ротуэлла устало поникли.
— Ничего — по крайней мере внешне. Мы все старательно притворялись, что все это уже в прошлом. Потом Люк занялся морскими перевозками, а меня оставил управлять плантациями.
— И тогда ты… вернулся домой?
Наконец он решился посмотреть на нее. В глазах его стояла беспредельная печаль… И что-то еще. И от этого ей стало страшно.
— Домой? — с горечью повторил он. — Разве я мог снова переступить порог этого дома? Мои руки сами тянулись к ней… Мог ли я поклясться, что у меня хватит сил не поддаться искушению? Ведь она… она была женой моего брата.
Словно чья-то ледяная рука коснулась ее спины. Выходит, Ксантия знала не все, с ужасом подумала Камилла. Было что-то еще… она это чувствовала.
— Аннамари была вполне счастлива, — фыркнул Ротуэлл. — Да и как иначе — она ведь придумала, как заполучить свой лакомый кусочек… и была твердо намерена насладиться им.
Камилла затрясла головой.
— Какой лакомый кусочек… не понимаю.
Ротуэлл снова уставился на реку.
— Мы с ней по-прежнему оставались любовниками, — с трудом выдавил он из себя.
— Боже мой! — ахнула Камилла, зажав ладонью рот.
— Она пользовалась любым предлогом, чтобы ускользнуть из дому и прийти ко мне, — безжизненным голосом продолжал Ротуэлл. — Я твердил себе… мол, это ее дело, я тут ни при чем. Сам я никогда не искал этих встреч. Никогда, клянусь тебе. Никогда не пытался встретиться с ней глазами, когда мы сидели за столом — в тех редких случаях, когда я заходил домой. Но… Господи, помоги мне!.. стоило ей постучаться в мою дверь, как я… у меня не было сил.
К горлу Камиллы подкатила тошнота.
— Каждый раз я говорил себе — и ей тоже — больше никогда! — продолжал Ротуэлл. — Это сводило меня с ума… лишало последних сил. Я умолял Бога о прощении, клялся порвать с ней. А потом… потом на пороге появлялась она. И смотрела на меня с отчаянием в глазах. Я кричал, чтобы она уходила… и она принималась плакать. Она все повторяла… повторяла, что до конца своих дней будет жалеть о том, что сделала. Что это была ошибка. Что Люк не любит ее так, как любил я. Что жизнь ее кончена и что единственное, чего она хочет, — чтобы я просто обнял ее…
— Mais поп, — печально пробормотала Камилла. — Но этим, естественно, не ограничивалось?
С трудом проглотив вставший в горле комок, Ротуэлл покачал головой:
— Конечно. Я не мог устоять. И каждый раз сдавался. А она все повторяла, что любит меня, и все оставалось как раньше. Но ведь на самом деле все изменилось. Она была леди Ротуэлл. А я… всего лишь младший брат ее мужа.
Камилла дотронулась до его руки.
— Она… ей нужен был титул?
— Господи… откуда мне знать?! —
А Камилле, как ни странно, вновь вспомнилась мать. Раны, которые всеобщее презрение и одиночество оставили в ее душе, когда надежда окончательно умерла, а любовь осталась в далеком прошлом, кровоточили в ее сердце. Ее мать нашла утешение в бренди. Аннамари, похоже, оказалась умнее. Или была более отчаянной по натуре.
— А твой брат… Он догадывался? — осторожно спросила она.
— Мог бы. — Ротуэлл с горечью рассмеялся. — Но — нет, мы, все трое, безоговорочно доверяли друг другу. В противном случае мы бы просто не выжили. Люк почти все время торчал в Бриджтауне, дневал и ночевал в конторе — а очень скоро он стал брать с собой и Ксантию. А я жил в полумиле от их дома. На плантациях. Нет, он ни о чем не подозревал.
— Сколько тебе было лет, когда это все началось?
— Проклятие… я был достаточно взрослый, чтобы понимать…
Камилла поджала губы.
— И все-таки мне бы хотелось знать.
— Восемнадцать, — дернув пледом, буркнул Ротуэлл. — Или девятнадцать.
— И ты считал, что предал своего брата? — мягко спросила она. — Так?
— Я не считал — я действительно предал его. Вот за кого ты вышла замуж, Камилла. Впрочем, ты сама это поняла — в самый первый день. Помнишь, ты сказала, что я сам дьявол. А потом предложила мне сто тысяч фунтов за то, что я сделаю тебе ребенка. Да, ты уже тогда точно знала, кто я такой.
— Да, — невозмутимо кивнула Камилла. — А потом пообещала завести любовника, чтобы у тебя появился предлог развестись со мной, не так ли? — с той же безмятежностью добавила она. — Но ведь мы уже не те, что тогда, не так ли? Уже не такие бессердечные и черствые?
— Пытаешься отыскать во мне остатки порядочности, да? — хрипло хохотнул Ротуэлл. — Напрасный труд! Я спал с женой собственного брата — снова и снова, пока не собрался с духом и не положил этому конец. Но было уже поздно. У меня язык не поворачивается признаться тебе, сколько боли и мучений я причинил бедняжке Мартиник — и все из-за моего эгоизма и желчи, которая скопилась у меня в душе. Я ведь даже не гнушался мошенничать в карты! Да-да, в ту ночь, когда мы встретились, я сплутовал, чтобы обыграть Валиньи. Ты ведь об этом не догадывалась, верно?
Камилла онемела и какое-то время только молча хлопала глазами.
— Non, — беззвучно прошептала она. — Я тебе не верю!
Ротуэлл угрюмо хохотнул.
— Валиньи придерживал даму пик, — буркнул он. — Я начал подозревать, что он собирается спрятать ее в рукаве. Он ведь считал, что она приносит ему удачу. Многие шулеры так поступают. Я обратил на это внимание — и стащил ее. И сунул между своими картами, сделав вид, что прикупил ее. Да, я украл ее и… проклятие, знать бы еще, зачем мне это понадобилось!