Никогда не взрослей!
Шрифт:
Я посмотрел в окно, тьма совсем окутала город. Луна и звезды тонули в густой пустоте, где-то вдалеке горели фонари, и асфальт под ними становился желтым.
Я оставил книгу на столе, среди кучи разбросанного хлама. В комнате опять воцарилась тишина. Я стал слышать, как перемещаются стрелки моего будильника. Он отсчитывал мою жизнь. Свет в комнате мне показался слишком тусклым. Подул ветер, и занавески поднялись вверх.
— Черт! — сказал я, и двинулся к ним.
Я закрыл окно, а когда обернулся, заметил на тумбочке предмет,
— Черт! — сказал я, не разжимая зубов.
Я выронил ее из рук, когда вспомнил, кто это. Он был игроком Кливленд Индианс. Его убили мячом во время игры. Убили шестьдесят два года тому назад. И звали его так же, как и меня.
— Что за черт?! — прошептал я.
— Ти-и-ише… Не ругайся, Рэ-э-эй… — раздался шепот в ответ. В комнате было пусто и выключился свет.
— Где ты прячешься?!
Я бросился проверить под кроватью, затем в шкафу, везде, где можно было спрятаться, но никого не нашел…
— Пора играть, Рэй…
— ДУРАЦКИЙ ГОЛОС! ГДЕ ТЫ?! ПОКАЖИСЬ!!!
Через минуту в комнату вошла мама, и переключила выключатель, зажегся свет.
— Рэй, ты с кем разговариваешь?
— Что? Я ни с кем не разговаривал. Тебе послышалось.
— С тобой точно все в порядке?
— Да, не волнуйся, мам. Все в порядке…
Она вышла и закрыла дверь. Бог знает, что я говорю правду, больше всего на свете я хотел, чтобы она осталась. Я очень хотел убежать отсюда, но я очень боялся, что родители подумают, что я спятил.
— Выходи на поле, Рэй, — раздался голос, — «Янкиз» уже ждут тебя…
— Ты ничего мне не сделаешь, слышал? Если бы мог — то уже убил бы меня. Ты ничего не можешь со мной сделать! Трус проклятый!
— Теперь ты БЬЮЩИЙ!
— Заткнись!
И он заткнулся. Больше я его в тот вечер не услышал. Лишь один раз за всю ночь я открыл глаза, потому что мне что-то померещилось, но это был ветер.
Иногда во сне, я будто падал. Мы с друзьями начинали ссориться, и дрались.
— Ты жмот, Рэй! Слышишь? Ты оставил себе мои деньги!
— Эти несчастные два доллара? Уж не шутишь ли ты, Даг Мерфи?
— Да, Рэй! И я ничуть не шучу с тобой, богатенький ты мамин сынок! У тебя наверняка есть деньги, и даже гораздо больше. Но тебе, как всегда плевать на всех! Ты считаешь меня отбросом, верно? Ты, наверно, думаешь, что я не замечаю, как ты смотришь на мою семью, да? Ты смотришь на нас с пренебрежением! А все потому что моего отца уволили с работы! И потому что у него старая машина, да, Рэй? И потому, что он живет на пособие по безработице, верно? Знаешь, что я скажу тебе? Он был хорошим рабочим!
— Тогда почему же его уволили, Даг, а? Хороших работников не увольняют, чтоб ты знал!
— А тебе откуда знать? Судишь по своей семье, да? Твоего отца, наверно, никогда не увольняли, верно? У вас, я погляжу, две машины, и уж очень сомневаюсь, что вы в супермаркета покупаете самую дешевую еду!
— Много ты знаешь обо мне, Даг. Уж не следишь ли, а? И вы могли бы так жить, если бы твой отец постарался. Но он этого не сделал, прав я или нет?
— Думаешь, он не старался, да? Думаешь, он работал меньше твоего! Просто не повезло ему! Знаешь, люди зовут это неудачей! Попался ему не тот начальник. А мой-то не захотел прогибать под него спину, и помогать в его темных делишках. Вот его и уволили по сокращению. И знаешь скольких еще сократили?
— Нет, откуда же мне знать. Нет у меня такой привычки — следить, как у тебя.
— Только моего отца!
— Не шутишь? Но так же нельзя. Вам нужно было защищаться. Для чего же у нас суды?..
— Там место гнилое. Он хотел найти себе другую работу, где не было бы столько алчных идиотов. Но знаешь, Рэй, там все места уже заняты…
— Я не знал, Даг, мне очень жаль, что так вышло.
— Да, конечно, жаль ему…
— Мне действительно жаль. Мир?
— Убери свою руку от меня. Ты думаешь, твои слова о том, что тебе очень жаль что-то изменят? Думаешь кому-то от этого станет лучше?
— Не знаю, Даг. Но я больше ничего не могу для тебя сделать. Не я виноват в том, что произошло.
— А кто же? Ты и тебе подобные. Вы останетесь жить по-старому, да и мы тоже. Так что, не нужны мне твои извинения.
— Ладно, как знаешь, Даг. Я не хотел тебе зла.
— Давай, вали отсюда! Катись к своему папаше! Он знает, как ему надо работать, чтоб не потерять ее!
Сработал будильник. Я с радостью открыл глаза, чтобы убедиться, что это был сон. Что за ужасы мне стали сниться? Никогда не разберешь, где сон, а где реальность.
Я раскрыл одеяло, и присел на кровати, пытаясь прийти в себя после чудовищного кошмара. Мне очень не хотелось потерять своих друзей.
Родители, должно быть, еще спали. Во всяком случае их не было слышно. В субботнее утро можно позволить себе делать, что угодно.
Я долго рассиживать не стал, проверил, есть ли чьи-нибудь следы у окна, и, удостоверившись, что никто ночью меня не посещал, я воспрял духом, и спустился вниз. Правда, с досадой я обнаружил, что родителей нет дома. Но я знал, что мне делать. Я сделал себе пару сэндвичей с арахисовым маслом, которые вместе со стаканом молока и составили мой завтрак.
Время говорило о том, что нельзя рассиживаться, и пора собираться, если я не хочу, чтобы все отменилось. Я написал записку для родителей, которую прикрепил к холодильнику. Туда, где мы прикрепляли все записки, если нам необходимо было оставить какое-либо послание. «Мам, пап», говорилось там «Прошу простить меня, что оставил дом в такой ранний час. Но у нас с Фрэнки появились важные дела, которые не терпят отлагательства! До заката ручаюсь непременно вернуться!».